Cosgrove, 1984 Ландшафт относится к внешнему миру при посредничестве субъективного человеческого опыта, это путь понимания, который не могут предложить ни регион, ни ареал. Ландшафт- не просто мир, который мы видим, это конструирование, композиция мира, ландшафт – способ видения мира.

Keistri, 1990 Ландшафт включает материальный пейзаж ареала, видимый наблюдателем, его восприятие подразумевает процессы работы по формированию этого ландшафта и возникает в разуме.

Zukin,1991 Ландшафт подразумевает физическое окружение, но также ссылается на ансамбль материальных и социальных практик, и их символические репрезентации.

Greider and Ландшафты - это символические среды, сотворенные человеческими Garkovich, 1994 действиями, люди наделяют значениями природу и свою среду, давая средовые определения с конкретной точки зрения, через специфические фильтры ценностей и верований.

Abramsson, Ландшафт – в большей мере отражение культурных идентичностей, чем 1999 природной среды. Физическая среда в ландшафте преобразована, и культурные группы трансформируют ее с помощью символов, устанавливая различные значения одних и тех же физических объектов.

Gold and Revill, Мы должны думать об индивидуальных ландшафтах как о компромиссных, 2000 частичных, соревнующихся, и нестабильных, как о способах упорядочивания мира и нашего вмешательства в него. Мы должны мыслить ландшафт как сформированный отношениями с другими ландшафтами и концепциями ландшафтов.

Tress et all, Ландшафты содержат и природные и культурные размерности. Они 2001 многомерны, мультифункциональны и должны расцениваться как холистические динамические системы, которые состоят из взаимодействующих геосферы, ноосферы и биосферы. Эти размерности равнозначны. Взаимоотношения существуют между людьми и ландшафтом.

Не только люди влияют на ландшафт, но и ландшафт влияет на людей. Эта созависимость – наиболее важный связующий фактор между естественными и гуманитарными науками в исследовании ландшафта.

Tress and Tress, Ландшафт состоит из пяти размерностей: пространственной целостности, 2001 ментальной целостности, временной размерности, единства природы и культуры, и сложной совокупности систем.

Mitchell, 2002 Ландшафт должен рассматриваться не как объект, который можно увидеть, и не как текст, который можно прочитать, но как процесс, с помощью которого формируются социальные и субъективные идентичности… он не просто обозначает или символизирует отношения власти, он сам является инструментом культурной власти независимо от намерений людей Культурный ландшафт Lewis (in Культурный ландшафт – ландшафт, произведенный людьми. Большинство Meinig, 1979 культурных ландшафтов тесно связано с физической средой.

Keistri, 1990 Культурный ландшафт характеризуется элементами, которые создали люди, это ареал, как он видится людям, и невидимый опыт, возникший в человеческом разуме с помощью ареала, и его основополагающих факторов Отечественными географами предпринят ряд попыток систематизации подходов к исследованию культурного ландшафта. А.В. Любичанковский отталкивался от трактовки культурного ландшафта Л.С. Берга, и по этому критерию разделил все определения на три группы: первая - содержит развитие понимания культурного ландшафта Л.С. Берга, вторая ориентирована на «внешние цели», третья, наиболее перспективная с точки зрения данного автора, предполагает интеграцию «внешних целей» и развитие взглядов Л.С. Берга. В таблице 1.2, приведенной по названной работе, группы подходов обозначены соответственно №1, № 2, № 3.

Таблица 1.2 Возможные подходы к развитию концепции культурного ландшафта в понимании Л.

С.Берга [Любичанковский А.В., 2007, с.29] Авторы Суть концепции Группа подходов № 1.

Д. В. Богданов Культурный ландшафт – это результат целенаправленной деятельности человека.

Ю. Г. Саушкин В культурном ландшафте взаимные связи элементов природной среды изменены человеческой деятельностью, но не разрушены полностью.

Современный нам культурный ландшафт содержит следы прошлых эпох.

В. Б. Сочава Культурный ландшафт – результат сотворчества человека с природой.

Сотворчество выражается в использовании и оптимизации потенциальных возможностей и тенденций, заложенных в самой природе.

В. А. Николаев Главное для культурного ландшафта – антропогенное управление им, без этого он деградирует Б. Б. Родоман Культурный ландшафт – территориальный симбиоз человека и природы, важнейшая характеристика культурного ландшафта – его красота.

Д. Л. Арманд Истинно культурный ландшафт должен быть не только производительным и здоровым, но и красивым.

В. Л. Каганский Культура – существенный аспект ландшафта, а ландшафт – сфера и ценность культуры.

В. А. Низовцев, М. Ландшафтно-исторические памятники – археологические и В. Онищенко исторические – образуют с окружающей природой единое целое.

Е. В. Богданова В. Н. Калуцков, Т. Л.Культурный ландшафт – природно-культурная среда, развитие Красовская определенного этноса или определенного местного сообщества.

А. С. Кусков, Е. И. Важнейшей частью культурного ландшафта является культурное Арсеньева наследие, сохраняемое в виде предметов или информации.

Группа подходов № 2.

Ф. Н. Мильков Культурные ландшафты – регулируемые человеком антропогенные комплексы. Цель регуляции – поддерживать их в состоянии, оптимальных для выполнения возложенных на них хозяйственных, эстетических и др. функций.

А. Г. Исаченко Структура территории в культурных ландшафтах рационально изменена и оптимизирована на научной основе в интересах общества.

Группа подходов № 3.

Ю. А. Веденин, Культурный слой ландшафта – доминирующий фактор развития М. Е. Кулешова культурного ландшафта. Концепция культурного ландшафта – важный и др. инструментарий при решении управленческих задач применительно к тем территориям, где природное разнообразие является функцией многих переменных. Культурные феномены развиваются в непосредственном контакте с природным разнообразием и природной индивидуальностью местности, тем самым определяя целостность и ценность природно-культурного континуума наследия. Применение концепции культурного ландшафта позволяет решить проблему качественной гармонизации состава объектов Всемирного наследия.

Р. Ф. Туровский Культурный ландшафт включает природный и антропогенный слои… Можно выделить несколько видов культурных пространств (этническое, конфессиональное, историческое, лингвистическое, профессионального и народного искусства, бытовой культуры).

целям развития культурного ландшафта, однако «внешнее» и «внутреннее» в нем взаимно связаны и объединены. Помещение кардинально различных подходов в первую группу вызывает сомнения. Так, В.Л. Каганский исследует культурный ландшафт с феноменологических позиций начала XXI в., а взгляды Д.В. Богданова и Ю.Г. Саушкина не только отстоят по времени более чем на полвека, но также разрабатывают совершенно другую, сциентистскую географическую традицию. Тем не менее, систематизация трактовок культурного ландшафта, приведенная А.В. Любичанковским, показывает разнообразие взглядов ведущих отечественных географов.

Общим моментом практически во всех трактовках культурного ландшафта является его объединяющий характер. В рамках концепции культурного ландшафта осуществляется синтез природного и культурного блоков, причем культура понимается широко: как сотворчество [Сочава 1978], эстетика [Николаев, 2005; Родоман, 2011], деятельность [Саушкин 1946]. Морфологически культурный ландшафт представляет симбиоз (выражение Б. Б. Родомана) компонентов, либо единство одновременно существующих слоев духовной и материальной культуры, природной основы [Веденин 1990, 1997; Веденин, Кулешова, 2001], комплекс метафорических «пространств» - конфессионального, лингвистического и др.

[Туровский, 1998]. Как отмечает М.В. Рагулина , культура в социалистический период трактовалась как надстройка над экономическим базисом, поэтому культурный ландшафт определялся как природный ландшафт, измененный в позитивном направлении воздействием общества. Деидеологизация перестроечного времени способствовала стремлению российских географов наверстать отставание от западных культурно-географических разработок.

Это выразилось в активном развитии этнокультурного ландшафтоведения, исследовании культурных ландшафтов – объектов наследия, становлении культурно-географической регионалистики, герменевтических подходов к ландшафту, когнитивно-пространственных и образно-географических направлений. Таким образом, современное учение о культурном ландшафте отличается разнообразием и разветвленностью входящих в него подходов.

Этнокультурный ландшафт, как подкласс культурного ландшафта, также испытал на себе действие современных течений теоретического поиска, что выразилось в формировании категорий и направлений его исследования.

1.2 Основные исследовательские направления и категории этнокультурного ландшафтоведения В трансформации и развитии российского общества на протяжении последних трех веков значительную роль играл фактор этнического своеобразия и межэтнических взаимодействий. Огромная территория, занятая царской Россией, а впоследствии – СССР, отличалась этнической, конфессиональной, лингвистической, антропологической, и в итоге культурной неоднородностью. Территориальным отражением культурного разнообразия является сложный комплекс этнокультурных ландшафтов, порожденных взаимодействием этнических сообществ друг с другом и со своей средой обитания.

Мы предлагаем определить этнокультурный ландшафт как динамическое единство мировоззрения, поведения, культурно-хозяйственных стратегий этнического сообщества и географического ареала, служащего ареной их материального воплощения. Этнокультурный ландшафт - синоним «родной земли», для носителей не только традиционных, но и современных культур, идентифицирующих себя с одним или несколькими этносами.

Согласно В.Н.

Калуцкову , к основным критериям выделения регионального и локального этнокультурного ландшафта могут быть причислены:

Сохранение традиционных форм природопользования,

Преобладание традиционных архитектурных и планировочных форм,

Сохранение этнографических и фольклорно-языковых традиций,

Поддержание традиционных верований.

В качестве дополнительного может рассматриваться критерий образа места или края как «как хранителя той или иной культурной традиции».

В.Н. Калуцков также полагает, что «в этнокультурном ландшафтоведении термин «этнокультурный ландшафт» используется как синоним культурного ландшафта.

Самостоятельное значение этот термин имеет в следующих ситуациях:

1) в исследованиях «неиндустриальных» этнических сообществ [Рагулина, 2004];

2) если необходимо особо подчеркнуть этнический аспект культурного ландшафта [Калуцков, 2000];

3) при методологической установке на «встроенный» характер исследования [Ямсков, 2003], при изучении «внутреннего» культурного ландшафта сообщества» [Калуцков, 2008, с. 73].

Д.С. Костина также определяет этнокультурный ландшафт как видовое понятие по отношению к родовому - культурному ландшафту, и подразумевает под этнокультурными ландшафтами «интегральные геокультурные образования, ведущим фактором обособления и устойчивого функционирования которых являются традиционная этническая культура и тесно связанные с ней природные факторы».

Категории этнокультурного ландшафта тесно связаны, и во многом следуют из его определения. Так, В.Н. Калуцков определял этнокультурный ландшафт как целостное проявление национальной культуры в определенных географических условиях [Калуцков и др., 1998]. Согласно В.А. Шальневу , этнокультурный ландшафт – видовое понятие культурного ландшафта, который формируется на основе социокультурных особенностей, обладающих этнической спецификой, ставшей ведущим фактором формирования. Это освоенное этнокультурным сообществом геокультурное пространство группы ландшафтов является результатом пространственновременного проявления этнического культурогенеза. В образовании этнокультурного ландшафта, таким образом, ключевую роль играют факторы культурогенеза – культурные, политические, экономические, исторические, пространственные и природные [Шальнев, 2007].

Важный вывод автора состоит в том, что выбирая один из ведущих факторов культурогенеза, можно определить частные виды геокультурных пространств, которые в совокупности формируют интегральное пространство этнокультурного ландшафта. Таким образом, категории исследования этнокультурного ландшафта сопрягаются с его политическими, историческими, экономическими и иными аспектами.

Близкую точку зрения отстаивает Р.Ф. Туровский , предлагая рассматривать культурный ландшафт как результат взаимодействия «отраслевых пространств»: этнического, конфессионального, политикоисторического, лингвистического, художественного (профессионального искусства), пространств народного искусства, бытовой культуры, хозяйственной культуры, политической культуры, научного, философского.

При внешнем сходстве названных взглядов, подход В.А. Шальнева больше отвечает целям нашего исследования; он предполагает не раздельное описание выделенных пространств, а их взаимосвязанное сочетание интегральное геокультурное пространство.

Признаковые характеристики этнокультурных ландшафтов, по В.А.

Шальневу – однородность, территориальная ограниченность, относительная компактность этнокультурных географических образований.

Данные геокультурные структуры формируются на базе этносов либо субэтносов и их групп «устойчиво воспроизводящих этнически специфическую традиционную культуру во вмещающей их природной среде»

[с. 8]. Этнокультурный ландшафт рассматривается в качестве продукта, итогового результата культурогенеза, выразившегося в формировании многоуровневого геокультурного пространства, современных условий и ландшафтной среды жизни человека (сообщества).

Шальнева об устойчивом воспроизводстве этнической культуры как о признаке, маркирующем культурный ландшафт, требует дальнейшего теоретического развития.

Так, аккультурационные и ассимиляционные процессы влияют даже на самые удаленные этнические сообщества. Связи человека и ландшафта меняются стремительно, как на уровне деятельности, так и в области духовного освоения пространства. Перевод кочевников на оседлость, произошедший у бурят более мягким, эволюционным путем, и значительно более резкий, административный путь «оседания» эвенков привел к смене приоритетов в освоении мест – кочевание сменилось проживанием в поселке, утрачен целый слой материальных артефактов кочевой культуры.

Этнолингвистическое пространство так же значительно сужается, что является общей тенденцией для коренных народов Сибири. Так, по данным Переписи населения 2010 г., роль национальных языков в Сибири снижается повсеместно, исключая Республики Саха и Тыва. В исследовании роли языков коренных народов в сохранении их идентичности [Копцева, 2014] большинство респондентов отмечают важность и необходимость изучения своего языка, но доля детей, в возрасте до 10 лет, владеющих родным языком, постоянно и значительно снижается. При этом, как отмечает названный исследователь, ответственность за исчезновение национальных языков возлагается на государство.

М.В. Рагулина определяет культурный ландшафт как «самоорганизующийся природно-культурный комплекс, целостно репрезентируемый в сознании членов социума и их соседей (ауто- и гетерообразы, в рамках которого осуществляется жизнеобеспечивающая деятельность человеческого коллектива и выделяет следующие основные категории этнокультурного ландшафта:

В соответствии с определением, данные категории упорядочены в три блока:

1. Этноландшафт как территория. Охватывает ареальную динамику этнокультурных сообществ и природные предпосылки формирования этнокультурных ландшафтов, где ландшафтная структура территории и состояние геосистем задают границы возможных типов и способов жизнеобеспечения, оптимальных приемов и циклов хозяйствования, характеристики освоения этническим сообществом ландшафта, связанные с его ресурсно-жизнеобеспечивающим потенциалом. Структурные особенности этнокультурных ландшафтов иерархически упорядочены. Это «сердцевина» - зона гомогенной концентрации, своеобразный банк данных особенностей этнокультурного сообщества, «домен» - ареал преобладания этнокультурных черт с менее выраженными системообразующими связями, где могут встречаться заимствования другой культуры, «изоляты» - участки исследуемой культуры в инокультурном окружении.

Жизнеобеспечение и природопользование этнических групп ареала, производственная культура, ритмы освоения этноландшафта и пространственно-временная пульсация в жизни людей, традиции деятельности, ее стратегии и результаты.

3. Этноландшафт как образ и жизненная среда.

Включает проекцию духовной культуры, мировоззрения и ценностей людей на конкретное земное пространство. В качестве основных категорий могут быть прослежены топонимия, образы пространства, восприятие ландшафта, сакрализация и упорядочение этнопространственных связей сообразно идеалам «правильного» поведения в своей культуре. Течение субъективного времени, соотнесение группы с комплексом пространственных мифов, архетипов и внепространственных ценностей.

А.Р. Бубнова , используя «сакральное» как центральную категорию, упорядочивающую этнокультурный ландшафт, использует понятия «автохтонных» - свойственных исконным жителям территории, и «аллохтонных» - характеристик и особенностей этнокультурного ландшафта, вошедших в традиционную модель в результате хозяйственных и культурномировоззренческих заимствований. Используя данную терминологию, домен этнокультурного ландшафта можно считать структурой, где появляются единичные аллохтонные образования. Сфера представляет собой периферию, зону аккультурации, вкраплений среди инокультурного фона, «островки» отдельные изоляты, «почти не имеющие связи с другими элементами»

[Рагулина, 2004, с. 110].

В сфере жизнеобеспечения традиционное природопользование значительно трансформировано. Растет слой этнической интеллигенции, проживающей в городах и являющейся источником воспроизводства этнической культуры, со знанием истории, фольклора, традиций (часто – не в результате непосредственной передачи, а в процессе самообразования и образования). Несмотря на аккультурацию и заимствование глобализационных ценностей, важность этнокультурного ландшафта остается высокой. Этнокультурный ландшафт – условие воспроизводства этнической самоидентификации.

Иными словами, пока человек имеет связь с этнокультурным ландшафтом, могут полноценно функционировать культурные практики и этническое самосознание. Причем связь эта может быть отнесена к любому выделенному направлению формирования частных «этнокультурных пространств». Основные научные направления этнокультурного ландшафтоведения, тесно связаны с его предметной областью. Согласно В.Н.

Калуцкову оно в качестве своего предмета охватывает круг вопросов этнокультурного освоения ландшафтов Земли. От центрального, «ядерного»

направления – учения о культурном ландшафте, берут начало три основных направления, имеющие центробежный характер – этноприродное, антропо- и лингво-ландшафтоведение (таблица 1.3).

Таблица 1.3 Основные научные направления этнокультурного ландшафтоведения* Основные направления Предмет исследования этнокультурного ландшафтоведения Учение о культурном ландшафте Теория, методология и история культурного ландшафта.

Этноприродное ландшафтоведение Народный опыт адаптации к природе Антрополандшафтоведение Социальные взаимодействия, опосредованные культурным ландшафтом.

Лингвистическое ландшафтоведение Системы называния природных и культурных элементов ландшафта *Составлено автором по: [Калуцков, 2008, с. 18-19].

Районирование этнокультурного ландшафта производится по идентификационному критерию, связанному с выявлением и локализацией региональных идентичностей. С определенным территориальным выделом сопоставляется сообщество, как реальное, осваивающее его в настоящее время, так и историческое, проживавшее на данной территории в прошлом.

1.3 Компонентная структура и схема историко-географического исследования этнокультурного ландшафта Методика изучения этнокультурного ландшафта тесно связана с теми структурными блоками, которые соответствуют целям и задачам исследования. В этом смысле конструирование структуры этнокультурного ландшафта задает особенности исследовательских процедур. Как было показано выше, разнообразие трактовок культурного вообще и этнокультурного ландшафта в частности является предпосылкой несхожести выделяемых различными авторами компонентов.

Выделение компонентов культурного и этнокультурного ландшафта зависит от его трактовки. Так, Ю.А. Веденин определяет культурный ландшафт как состоящий из «совокупности пространственно сближенных территориально-природных комплексов, обеспечивающих автономное развитие, воспроизводство и сохранение культурного и природного слоев ландшафта» . Его основные компоненты - слои духовной и материальной культуры, подразделяющиеся на современную, традиционную и новационную культуру, а также культурное наследие, в совокупности с природным слоем, включающим естественную и преобразованную природу.

При этом в опорном каркасе культурного ландшафта названный автор выделяет центры новационной культуры, очаги традиционной культуры и связывающие их коммуникационные линии.

Компоненты культурного (этнокультурного) ландшафта, по В.Н.

Калуцкову включают: природную среду, или природный ландшафт, сообщество людей, взятое в этнокультурном, конфессиональном и других аспектах, хозяйственную деятельность связанную с ландшафтом через конкретные культурно-хозяйственные типы природопользования, селенческорасселенческую систему (селитьбу) как способ пространственной организации / самоорганизации людей в ландшафте, языковую систему, включая топонимию и духовную культуру (сферы верований, ритуальной практики, фольклора и других видов народного искусства. А.Р. Бубнова предлагает понятие «традиционный сельский этнокультурный ландшафт», понимая под ним исторически сложившийся сельский культурный ландшафт, образовавшийся в результате взаимодействия этноса с его культурообразующм ландшафтом. Три последовательных периода архаики», «этнической традиции» и «современности» показывают этнокультурный ландшафт в развитии.

Компонентная структура традиционного сельского этнокультурного ландшафта состоит из семи связанных между собой устойчивых блоков, включающих:

1. Святые места поклонения различного ранга;

2. Этнические ландшафтные образы;

3. Топонимическое пространство;

4. Традиционное этническое природопользование;

5. Расселенческую систему (распределение населения по территории в виде сети или системы поселений),

6. Поселенческую систему (морфология поселений);

7. Характерные особенности жилищ и усадеб.

При этом в подходе А.Р. Бубновой эволюционные слои – архаический, этнотрадиционный, современный являются подсистемами каждого из выделенных компонентов. Компоненты ранжированы по степени убывания сакрального наполнения. Названный автор особо подчеркивает, что «при изучении культурного ландшафта, взятого в целостности, в поле зрения исследователя оказываются не только отдельные компоненты, но и их системные связи» [Бубнова, 2007, с. 15].

Автохтонные – отвечают за самоорганизацию компонентов этнокультурного ландшафта, и определяют уровень его этнической индивидуальности, сохранности, устойчивости к внешним воздействиям.

Аллохтонные подсистемы – результат восприятия иноэтничных традиций, индикатор взаимопроникновения этнических культур. Но основным механизмом проникновения инокультурных заимствований названный автор считает сакрализацию. «Чем больше у этносов, развивающихся в едином географическом пространстве, сакрализованных аллохтонных элементов, заимствованных у других этносов, тем более устойчивы внутренние связи между этническими культурами» [Бубнова, 2007, с. 22].

Сакрализация топонимов, объектов природного ландшафта, общее культурное пространство культовых мест и сооружений буддийской, христианской, шаманской, иудаистской конфессий присутствуют в этнокультурном ландшафте Баргузинской котловины. Именно поэтому для целей нашего исследования важно определить его компонентную структуру.

В данной работе мы придерживаемся следующей схемы исследования:

1. Первоначальная делимитация границ ареала исследования предусматривает выделение общего массива этнокультурного ландшафта Баргузинской котловины. Природные условия территории, история заселения и освоения, сходство стратегий этнического природопользования рассматриваются как взаимосвязанные блоки, обусловливающие единство этнокультурного ландшафта.

2. В пределах целостного этнокультурного ландшафта Баргузинской котловины выделяются этно-специфичные ядра освоения, их периферия и изоляты. Критерии этнической специфики - различия природногеографической и хозяйственно-освоенческой специфики микроареалов, поселенческо-расселенческой системы, демографических и этноэкономических особенностей, лингвокультурного отражения, восприятия территории.

3. После определения этнокультурного ландшафта и этноландшафтных ядер и ареалов целесообразно приступить к компонентному исследованию этнокультурного ландшафта.

Нами используется следующий перечень компонентов этнокультурного ландшафта:

Природная среда и стратегии природопользования;

Расселенческая система и демографические особенности коллектива;

Система природопользования;

Лингвогеографическое и сакральное пространство, этнические традиции и образы ландшафта.

Интегральный этнокультурный ландшафт – результат синтеза названных компонентов.

4. Выделенные компоненты и интегральный этнокультурный ландшафт как результат их взаимодействия рассматриваются с позиций эволюции, включая традиционную (максимальное развитие этнокультурных черт), трансформированную традиционную (аллохтонные заимствования и адаптация традиционной культуры к изменившемуся социальному и природному окружению), современную (коллективизация и перевод на оседлость, интенсивная принудительная трансформация образа жизни), постсовременную (глокализационные процессы, рост самосознания) ступени развития.

ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЗАСЕЛЕНИЯ И

ОСВОЕНИЯ ТЕРРИТОРИИ

При исследовании культурного ландшафта необходимо рассмотреть историко-культурные наслоения, которые представляют собой разновременные стратифицированные «пласты». Географические факторы повлияли на специфику и характер адаптации этнических групп эвенков, бурят, русских, евреев, и формирование общей территориальной идентичности. Локальные сообщества территории на протяжении веков выработали навыки материального и духовного освоения своей среды, которые использовались в повседневной жизни и передавались из поколения в поколение.

2.1 Специфика колонизации Баргузинского Прибайкалья Показателем качественного изменения каждого этноландшафтного слоя является культурная среда общества, населяющего территорию исследования.

Итак, пласты этнокультурного ландшафта Баргузинского Прибайкалья можно стратифицировать следующим образом:

1. - тюркский пласт (с VI в н.э.);

2. - эвенкийский (до XVII в.);

3. - бурятский (с XVII в.);

4. - русский (со II пол. XVIIв.) Огромную роль сыграл процесс русской колонизации, здесь она проходила почти одновременно с заселением территории бурятскими племенами.

Представление об истории освоения Баргузинского Прибайкалья дает таблица 2.1.

Распределение населенных пунктов образует сетевую структуру.

Наложение оседлого и кочевого типов расселения позволяет заполнить ячейки этой сети различными по функциональному назначению ареалами.

Самые ранние исторические заметки об истории заселения территории появляются в печатных материалах по донесениям и сообщениям русских завоевателей Сибири XVII в.

Таблица 2.1 Историко-географические и этнологические особенности освоения Баргузинского Прибайкалья Хронологический Специфика освоения период VI-VII вв.

н. э. Преобладают поселения кочевых племен вблизи русел рек. В VIII – Х вв. н. э.

естественно-защищенных местах (как правило в пещерах), ХI – ХII вв. н. э.;

которые служили удобным убежищем. Виды деятельности ХII – ХIV вв. н. э.

охота, собирательство. Появление ранних кочевников (баргуты / аба-хорчины) наряду с указанными видами деятельности распространяются рыболовство, скотоводство, проводятся оросительные канавы к пастбищам.

XV в. Заселение долины эвенкийскими племенами (мурченами), преимущественно в таёжной зоне. Виды деятельности: охота, собирательство, рыболовство, редко (ближе к Баунте) оленеводство.

I пол. XVII в. Заселение долины бурятскими племенами; наряду с названными видами деятельности распространяется скотоводство.

II пол. XVII в. Заселение долины русскими переселенцами, ссыльнопоселенными, распространение оседлого образа жизни, развитие земледелия, формирование сети стационарных поселений.

ХIХ - I четв. ХХ Расширение площади пашен и покосов, увеличение вв. количества и людности стационарных населенных пунктов, строительство первых дорог, золотодобыча, пушной промысел, торговые отношения, основание первых образовательных учреждений (Приложение А, Таблица А.1).

II четв. XX – Коллективизация и расширение коллективных хозяйств, нач. XXI вв. переход кочевников к оседлому образу жизни, плановое строительство сети поселений. Развитие образования, коррозия традиционного образа жизни.

С 1990-х гг. - многообразие форм собственности на землю, общая деградация сельского хозяйства. Развитие фермерских хозяйств. Бессистемное строительство и произвольная планировка жилищ на индивидуальных угодьях.

«Краткое повествование о старинной истории Баргузина» - летопись, приводящая новые данные о заселении Баргузинского края бурятами.

Перекочевка первых групп бурят началась в 1660-х гг. «Незадолго до появления русских часть бурят, кочевавших в долине р. Баргузин, переселилась в Монголию [Румянцев, 1956, с. 9]. Из донесения Петра Бекетова следует, что братские и тунгусские люди «живут около Байкала озера и в Баргузинском острожке», он же в 1653 г. обещал не притеснять бурят и тунгусов [Румянцев, 1956, с. 9]. Уход группы баргузинских бурят в Монголию был зафиксирован в 1675 г., незначительное количество оставшихся были ассимилированы эвенками. Вопрос ассимиляции бурят находит подтверждение в бурят - монгольской номинации эвенкийских родов.

Так, у эвенков отмечен мунгальский род, гальдзогир - по-эвенкийски транскрибированный бурятский род галзуд, асивагат и чонголир соответственно ашебагат и цонгол [Румянцев, 1956, с. 11].

Поскольку в документах Баргузинского острога не встречается массовых упоминаний о ясачных бурятах, можно сделать вывод о немногочисленности бурятского населения территории и частичной его ассимиляции эвенками к концу XVII в.

Массовое переселение бурят начинается в XVIII в. Согласно летописи Сахарова, Баргузинские буряты перекочевали в Баргузин немного ранее 1740 г. из урочища Анга, Верхоленского округа Иркутской губернии. Автор летописи в подтверждение ссылается на указ от 16. 04. 1745 г. селенгинского воеводы Якобия о необходимости наделить землей бурят, прибывших из Анги, причем землю эту выделить в долине р. Баргузина.

Создается уникальная для Сибири ситуация, когда колонизация региона осуществляется одновременно русским и бурятским населением почти одновременно. Налицо столкновение двух стратегий природопользования земледелия и кочевого скотоводства. Сближает новопоселенцев то, что обе этнические группы первоначально стали «чужаками» в Баргузинской котловине.

Характер русской и бурятской колонизации был специфичен. Первая протекала по общесибирскому сценарию - строительства военных форпостов

Острогов, замирения кочевых инородцев и приведения их к подданству российскому государю, затем уже - проникновения русских мирных поселенцев - крестьян, и адаптацию земледельческих технологий к местным природным условиям. На этом этапе также подразумевается заимствование части приемов жизнеобеспечения соседских этносов. Особенность русской колонизации – протекторат российской государственности, ее роль, как фактора расширения границ освоенного пространства государства.

Бурятская колонизация региона также имеет специфичные черты. От русских новопоселенцев бурят отличает знание природной среды региона.

Переселенцы из Верхнеленских, Ольхонских и Кударинских лесостепных ландшафтов, они встретились со сходными климатическими и природногеографическими условиями, позволяющими ориентироваться на прежний способ жизнеобеспечения - кочевое скотоводство. Контактная специфика заключалась в том, что отношения с эвенкийским и русским этническими сообществами регламентировались российской администрацией.

Социальная организация этнических сообществ с начала освоения территории Баргузинской котловины представляла собой обычную организацию кочевых племен, то есть общинно-племенную структуру [Цыдыпова, 2011]. Этнические группы баргузинских эвенков в середине XVII века по родовому составу состояли из лимагиров, баликагиров, нямагиров, почегоров, киндигиров, чильчагиров, някугиров (рисунок 2.1) [Долгих, 1960].

Рисунок - 2.1 Карта расселения бурят и соседних с ними племен в XVII в.

[Долгих, 1960] Как видно на рис. 2.1, в XVII в. в регионе преобладали эвенкийские роды, граничащие на юге с бурятским родом хоринцев. Впоследствии из «отунгусившихся» бурят-хоринцев (рода галзут), вышедших в 1683 году из Монголии и осевших в Баргузинской долине, образовался монгольский (мунгальский, как указывается в ряде документов того времени) род тунгусов [Василевич, 1969]. Основной формой хозяйственной деятельности баргузинских эвенков была охота [Традиционные…, 2005]. Кочевой образ жизни эвенков не позволял интенсивно осваивать небольшие ареалы, напротив, нагрузки на основные жизнеобеспечивающие ресурсы обширной территории распределялись равномерно и циклично. По мере переселения бурят и русских в район Баргузина, в результате хозяйственного и культурного общения у эвенков постепенно развивается скотоводство, ареал кочевания сокращается. В XVII веке социум баргузинских бурят по родовому составу представлял следующую картину: Шоно, hэнгэлдэр, Абзай, Баяндай, Оторши, Бура, Сэгэнууд, Эмхэнууд, Галзуд, каждый из которых подразделяются на подроды. Основной формой хозяйственной деятельности баргузинских бурят было кочевое сезонное скотоводство, причем территории землепользования закреплялись за определенной из выше указанных родовой группой. История формирования духовной культуры, как у бурят, так и у эвенков берет свое начало с дошаманских анимистических верований и шаманизма [Бабуева, 2004; Базаров, 2008]. О стойкости шаманских традиций свидетельствует постоянство традиционных мест поклонения бурят и эвенков. У каждого рода свои места поклонения духам-предкам рода, племени. Строго соблюдаются обычаи, традиции совершения обрядов в местах поклонения. В процессе длительного тесного межэтнического взаимодействия населения долины, происходит ассимиляция эвенкийского населения бурятским, и наоборот [Беликов, 1994]. В результате взаимовлияния языков и культур происходит интеграция и синтез сферы духовности, ценностей и мировоззрения [Балдаев, 1970]. В первой половине XVII века традиционная обрядовая система баргузинских бурят, как и в Забайкалье в целом, претерпела изменения под влиянием буддизма. Данный фактор произвел определенные перемены и в воззрениях бурят касательно социокультурного устройства. Значительную роль концепции буддизма сыграли в обычной жизнедеятельности социума. Например, многие семьи соблюдали правила об отношениях в семье, воспитании детей, отношении к живой и неживой природе, к обществу согласно учению Будды [Абаев, Асоян, 1988]. В то же время, буддизм дополнил, но не вытеснил более архаичное шаманистское мировоззрение бурят, остатки которого входят в традиционную культуру по сей день [Галданова, 1987].

Русское население сосредотачивалось в нижнем течении Баргузина.

Здесь на протяжении 50-60 верст, от Байкала до Баргузинского острога, возникла цепь зимовий и деревень в 1-2 двора. Они получали название по фамилиям основателей – выходцев из баргузинских отставных служилых. Со второй половины 40-х годов XIX в. в Баргузине осела значительная группа «ссыльно-поселенных» евреев, приписанных к мещанскому обществу. Всего к 1850 году евреев в Баргузине числилось 30 человек мужского [НАРБ, ф. 6].

Данное обстоятельство способствовало вовлечению населения в товарноденежные отношения и экономическому развитию территории. В северных районах Баргузинского Прибайкалья бурятское и эвенкийское население к оседлости переходило медленно. Определенную роль в укреплении оседлости играло крещение, хотя порой новообращенные в христианство возвращались к своим родам, вопреки обязательству жить в крестьянских обществах для совершения исповедей и причастий. Приобщение к русскому быту, земледельческим занятиям, все более усиливающееся культурное влияние и взаимовлияние между народами привели к образованию стационарных поселений, где помимо юрт и чумов возводились деревянные избы, местами принявшие массовый характер. Действительно, христианизация бурят русской православной церковью в лице Иркутской и Забайкальской миссий способствовала расширению оседлости коренного населения, обучению русской грамоте, и, следовательно, вовлечению в процесс развития новых социокультурных отношений, переходу к новому историко-культурному этапу формирования культурного ландшафта Баргузинской котловины. Исследование природного и культурного ландшафта Баргузинского Прибайкалья свидетельствует о слиянии мировоззренческих ценностей между различными этносоциальными группами, а, следовательно, и представлений о ландшафте бурят, эвенков, и остального населения долины проживающих на протяжении нескольких поколений.

Нами выделены основные этнические ареалы этнокультурного ландшафта Баргузинского Прибайкалья (рисунок 2.2).

Рисунок - 2.2 Ареалы этнокультурного ландшафта Баргузинского

Прибайкалья:

1) Хозяйственный: 1. – эвенкийский, 2. – бурятский, 3. – русский старожильческий;

2) Этнический: 4. – эвенкийский, 5. – бурятский, 6. – русский старожильческий;

3) Лингвогеографический: 7. – эвенкийский, 8. – бурятский, 9. – русский;

4) Сакральный: 10. – эвенкийский, 11. – бурятский, 12. – русский, 13 – еврейский.

–  –  –

2.2 Формирование земледельческого ареала этнокультурного ландшафта Земледельческое население в начале освоения территории было представлено этническими группами русских. С развитием ссылки и переселенческой политики к ним добавилось еврейское, польское, китайское население, а христианизация и аккультурация повлекла переход части баргузинских бурят к земледелию. Изначальная русская поселенческорасселенческая система формировалась вокруг ядер, которым делегированы функции сакрального, и была представлена сетью малодворных деревень с лично именными названиями.

Первая попытка проникновения русских казаков – землепроходцев была предпринята зимой 1643-1644 гг., но закончилась неудачно. Посланный Курбатом Ивановым отряд Семена Скороходова, после завершения строительства Верхнеангарского зимовья отправился через Байкал в Баргузин, но в Чивыркуйском заливе был полностью перебит воинственными эвенками. Этот факт повлиял на решение сибирских властей о строительстве в Баргузине военного укрепленного поселения, которое могло бы стать базой дальнейшего продвижения казачьих отрядов вглубь Забайкальского края.

Острог был построен в 1648 г. Сыном боярским Иваном Галкиным [Тиваненко, 1979].

Заселение Баргузинского Прибайкалья русскими выразилось в специфической системе поселенческо-хозяйственных структур.

Сформировавшаяся сеть поселений была приурочена к агроландшафтам. В отписке воеводе в г. Иркутск баргузинский приказчик Мисюрка сообщает, что им был произведен «хлебный опыт», признанный удачным.

Ссыльно-поселенные крестьяне заложили основы земледелия в котловине. Казак Козьма Федоров считается инициатором хлебопашества.

После «опытов» следовало создание «десятинной пашни», для чего был послан в Баргузинский острог иркутский пашенный крестьянин Терентий Копытов, а в 1700 г. сюда переведены еще три семьи пашенных крестьян [Тулохонов, Тиваненко, 1993, с. 37]. Структура поселенческой системы создавалась под влиянием агроландшафтов и потенциальных территорий, которые могли стать агроландшафтами.

Баргузинский острог был форпостом освоения, он находился на перекрестке транспортных путей, занимал выгодное фортификационное положение.

Элементарная расселенческая ячейка (термин, предложенный А. Р.

Бубновой) русского населения состояла из 1-3-х дворной деревни.

Сакральный объект, к которому тяготела деревня, создавался не на пустом месте - природные почитаемые места принадлежали другой культуре.

Уважение и взаимное обогащение переселенцев и автохтонных жителей шло по линии совместного принятия сакрального. Представители каждой культуры вкладывали свой смысл в обожествляемые объекты природного мира, но единство этих объектов сближало культурное расстояние между пришлым и местным населением.

Ядро русской расселенческо-поселенческой системы в XVIII в.

образовывал Баргузинский острог – двухэтажная крепость с глухими башнями. Вооружение и архитектура острога позволяли отражать нападение воинственных племен. За пределами острога сформировалась деревня, включающая мельницу, приказную избу, трактир, 26 домов с населением 78 человек в 1730-х гг. Важнейшим сакральным центром, системообразующим ядром русской расселенческой системы стали два деревянных православных храма. Как отмечает А. В. Тиваненко, , в нижнем течении Баргузина, «на протяжении 50-60 верст возникла цепь зимовьев и деревень в 1-2 двора. Они получали названия по фамилиям основателей – выходцев из баргузинских отставных служилых». Источники изобилуют сведениями о деревняхв непосредственной близости от других мелких рек и ручьев.

Интересен приведенный тем же автором факт об основании Никольской деревни псаломщиком Баргузинской церкви. Хотя количество церквей было неизменным, вся жизнь русского поселенца соотносилась с церковным и народным земледельческим календарем.

Таким образом, первоначальный, сложившийся в XVIII в. рисунок русской системы расселения – радиально-лучевой, ориентированный по долине р. Баргузин. Дальнейшее заселение территории происходило в стремительном темпе: если в 1772 г. в крае насчитывалось 2050 душ мужского пола, из них – 1200 тунгусов, 382 монгола, 73 бурята, 322 русских крестьянина, 41 казак и 32 прочих, то к 1800 г. русское население увеличилось более чем пятикратно и насчитывало 1630 мужских душ [Тиваненко, 1993, с. 30].

Звездчатая система расселения, типичная для Западносибирских ареалов, в исследуемом районе не сформировалась. Хотя Баргузинский острог был не только административным, но и сакральным центром, имел статус города, земли, пригодные под распашку, в его окрестностях отсутствовали. Поэтому линии освоения простирались в северном и северовосточном направлении. Свободные земли в долинах, на террасах первого порядка, осветленные лесные участки «елани» осваивались в первую очередь.

Однако свобода этих участков была относительной, поскольку в аборигенной культуре не было понятия о фиксированном, закреплении угодий. «Шелковотканная мать – земля», как она именуется в бурятском фольклоре, не была ресурсом в сознании кочевника и использовалась на основе обычного права. Долинное «просачивание» русско-крестьянского освоения изменило маршруты кочевания и общий рисунок ареалов бурятских племен.

Ареал расселения русских локализовался в 90 верстах до устья Баргузина и по берегам Байкала. В нем отчетливо выделялись два ядра расселения. В широкой части долины, где сосредоточены почвы, пригодные для земледелия – находился первый компактный ареал русского населения, преимущественно – земледельческий.

Второе ядро расселения связано с группами, осваивавшими устье Баргузина, Турки и имевшими промысловую охотничье-рыболовецкую специализацию. В этом ареале впоследствии была организована Горячинская волость, которая обладала небольшими посевными площадями. Пятикратный рост русского населения вызвал изменение расселенческой системы: вместе с ростом численности населения деревень произошел рост нагрузок на агроландшафты и биоресурсы. Деревни укрупнились до 100-200 чел, при этом центр основной земледельческой волости – Читканской, с. Читкан насчитывал 400 чел. (таблица 2.3).

Таблица 2.3 Демографическая характеристика селений Баргузинской долины в 1850-1857 гг.

[Шмулевич, 1985, с. 172. Цит. По Тиваненко, 1993, с. 32]* Селение Количество Мужчины Женщины Расстояние от г.

домов Баргузина, верст Адамово 8 11 10 28 Агафоново 8 27 34 8 Алга 9 27 28 25 Баргузин 71 204 213 Башарово 11 34 47 45 Бодон 8 23 29 81 Душелан 18 63 54 10 Зорино (Журавлиха) 7 23 22 22 Карачинская 4 18 14 18 Кокуй 20 65 75 3 Мисюркеево 12 40 43 28 Нестериха 24 81 87 7 Пашино 12 59 36 30 Телятниково 31 105 104 30 Сувинская (Суво) 11 26 34 30 Толстихино 11 34 39 3 Уринское (Уро) 51 181 188 18 Шапеньково 20 66 57 5 Читкан 119 355 349 25 Итого 455 1442 1463 *В состав учтенных селений не вошли жители малодворных деревень, их численность составила 613 чел.

М. М. Шмулевич обнаружил источники, проливающие свет на раннюю историю формирования населенных пунктов края: в 1750-х гг. в долине р. Уро, притока р. Баргузин, возникает Агафоновская деревня, названная по имени основателя Афанасия Агафонова, к 1809 г. в ней проживают 32 человека, при этом половина - кровные потомки самого Агафонова. В конце XVIII в. возникла деревня Никифора Мисюркеева, в 1810 г. в ней зафиксировано проживание 5 мужчин и 7 женщин - Мисюркеевых (с. 28). Таким образом, формирование расселенческой системы происходило с помощью распространения семейных общин.

2.2.1 Еврейское население в земледельческом этнокультурном ареале В этническом отношении социум земледельцев включал евреев. Рост их численности наметился с увеличением масштабов сибирской ссылки - с середины XIX в. Ссыльные причислялись к мещанскому обществу, некоторые из них принимали христианство для получения льгот, в том числе и от воинской повинности, заключались смешанные браки между крестьянами - евреями и русскими. Еврейская община складывалась во время политики государственного антисемитизма. Еврейская община Баргузинского Прибайкалья состояла исключительно из ссыльных и их потомков. Л. В.

Кальмина вводит понятие «еврейской черты оседлости в Сибири», понимая под ней место причисления поселившегося в Сибири еврея, откуда он не имел права отлучаться без специального разрешения (Кальмина, 1998).

«Купцу, чтобы выехать из Баргузина в Верхнеудинск по торговым делам, надо было спрашивать разрешения у уездного начальника, который, в свою очередь, обращался за разрешением к военному губернатору области»

[Кальмина, Курас, 1990, с. 34]. При этом и губернатор был завален потоком бумаг, и само еврейское купечество тратило на получение разрешения на поездку в соседний уезд столько же сил, сколько было необходимо для оформления документов для заграничной поездки. Дискриминационная политика включала две линии - пресечение въезда и поселения евреев в Сибири и ограничение их деятельности с помощью «черты оседлости».

Формирование Баргузинской еврейской общины связано с отступлением от законодательной линии ограничения еврейского заселения Сибири: в 1856 г. Баргузин стал окружным городом и там был разрешен частный золотой промысел. Прииски нуждались в рабочих руках, и еврейские ссыльные стали массово прибывать в Баргузинский округ.

Баргузинское Прибайкалье - одна из немногих территорий Забайкалья, где еврейское население в значительной степени занималось сельским хозяйством. Интересен факт основания Баргузинским купцом Абрамом Новомейским вспомоществовательного фонда для еврейских крестьян, которые были трудолюбивы, но «…нехватка свободных земель и суровый климат сводили на нет все усилия» [Кальмина, Курас, 1990, с. 66].

Курас , в 1840 году Верхнеудинский исправник сообщал, что «местное население не будет возражать поселению здесь евреев по множеству имеемых земель», но по прошествии 40 лет, в 1880-х гг., читканский волостной старшина регулярно сообщал администрации о невозможности размещения еврейских ссыльнопоселенцев из-за недостатка свободных пахотных земель. Тем не менее, ссылка продолжалась, и еврейская община росла.

Читканская волость, основной район сосредоточения русских крестьян, так же стала местом концентрации еврейского населения (88 %). Крестьянеевреи также были жителями Большечитканского, Малочитканского, Сувинского, Кокойского и Уринского селений. В разное время евреи составляли здесь от 6 до 17% от общей численности населения данных населенных пунктов (с. 52). В сословном отношении свыше 71% евреев были крестьянами, 16,6% - ссыльными, не отбывшими срок, остальные 13,4% мещане г. Баргузина, зарабатывавшие на приисках (с. 53).

Источником благосостояния населения г. Баргузин в 1870-е - 1890-е гг.

стало обслуживание приисков, извоз, рыболовство, скупка пушнины у эвенков и бурят также были источниками жизнеобеспечения горожан.

Нами [Цыдыпова, 2009/1998], записано интервью о жизни еврейской общины: «В нашей Баргузинской долине была образована еврейская община, во времена ссылки отводили специальные места для проживания евреев.

Расселялись там, тут, скупали золото, пушнину, выдру. Оплачивали сразу натуральным товаром: боеприпасы, ткани, нитки, иголки, редко кто покупал немецкие швейные машины «Зингер», только самые богатые, т.е. предметы первой необходимости. Но конечно селились мы по нескольку семей, по одной или по две, в разных деревнях. В Улюнхане есть место под названием «Лаазариин нуга» по правой стороне при въезде в село. Жена, не помню как звали, и сын у него были Шээмхэ буряадаар (по-бурятски), Семён по-русски, наверно. Однажды напал на них отряд Колчака, ограбили, искали мужа с ружьем, и штыками истыкали всё сено. А жену схватили, раздели догола, чтобы не сбежала. Она всё-таки вырвалась, выбежала на улицу, мимо бурят проезжал на санях, укрыл её дохой и увез. Они ее не нашли. Потом она очень благодарна была бурятам. Вот так у нас говорили. Хорошо жили, дружно в основном» (Шленкевич Зинаида, с. Курумкан).

Сегодня место под названием Лаазариин буса (нуга) почитают наравне с бурятскими родовыми местами (бууса), а население хранит в памяти историю этой местности. По словам старейшин, благодаря евреям, буряты приблизились к прогрессу, а получение от них орудий и товаров первой необходимости облегчило бурятам и эвенкам дальнейшее расселение по тайге. Отсутствие конкуренции, веротерпимость и доброжелательное отношение местного населения способствовали процветанию еврейской общины в регионе. Более 17% еврейского населения Читканской волости занимались торговлей. «Баргузинские купцы открывали торговлю в дальних северных селах, торговали на приисках, где строили большие продовольственные склады. Золотопромышленники Новомейские создали капитал на торговле рыбой, которой снабжали богатые хлебом районы Иркутской губернии, где закупали муку» [Кальмина, Курас, с 64-65]. Таким образом, еврейское население обеспечивало своеобразную торговую и коммуникационную грань этнокультурного ландшафта.

2.2.2 Особенности духовной составляющей земледельческого этнокультурного ареала Ландшафтный архетип «первотворения», создания нового мир отражает предание об Адаме, обладавшем тайным знанием. Основатель села Адамово, охотник Адам много лет наблюдал за повадками зверей и птиц, открыл множество охотничьих угодий, «Адам… дал речкам Сосновка, Туртулик, Большая, Язова, Кабанья названия, построил там зимовья. Он жил в тех местах в летнюю пору, целыми днями бродил по тайге… ловил соболей как у себя во дворе», приручал медведей [Элиасов, 1960, с. 95].

Для регионального самосознания этот факт очень важен: целый комплекс народных преданий о заселении и освоении края, преобладающий в старожильческом фольклоре, подчеркивает кровную, родовую преемственность освоения территории новой Родины. Выдающийся фольклорист Л. Е. Элиасов записал интервью Артема Васильевича Елшина, 103 лет, колхозника баргузинского села Душелан: «Что только наш русский мужик не вынес, чего он только не испытал. Сюда пришел мой дед, здесь жил мой отец. Я их помню, сам больше ста лет здесь живу… Когда сюда пришел мой дед, сплошная тайга стояла, под пахотными полями были только небольшие круги земли, а теперь посмотри - кругом такие поля, что глазом не охватишь. Потому земля нам здесь дорога, что она пахнет потом наших предков, полита кровью и слезами» [Элиасов, 1960, с. 94]. Духовное наполнение культурного ландшафта задавалось эвенкийским культурным пластом. Духи-хозяева промысловых угодий, почитаемые природные объекты

– горы, деревья, источники, реки и ручьи, камни – требовали соблюдения правил поведения в тайге. Бурятская культура ассимилировала эти объекты и сформулировала близкие к эвенкийским принципы диалога с одухотворенной Родной Землей. Тесное соседство с эвенкийскими и бурятскими общинами, осваивавшими смежные с русским крестьянством земли, также обеспечивало межкультурный обмен.

Русские крестьяне, проживающие в непосредственной близости к местам, почитаемым бурятами и эвенками, перенимали их обычаи. Таким образом, можно заключить, что земельная теснота способствовала не только хозяйственной конкуренции разных этносов, но и обеспечивала более быстрый и эффективный обмен контактами и традициями. Вклад еврейского компонента в этнокультурные традиции региона также был значителен. В начале XX в. еврейская община ходатайствовала об открытии молитвенных домов. До этого были тайные молитвенные дома. В Усть-Баргузине стало известно о них по доносу. Тайные молитвенные дома консолидировали жизнь общины. Cледует отметить, что запрет въезда евреев с высоким образовательным уровнем привел к росту самообразования. Так, раввин баргузинской общины был подготовлен ее высокообразованными членами из крестьян Читканской волости [Кальмина, Курас, 1990]. Высокая мобильность евреев - купцов способствовала тому, что буряты, эвенки и русские знакомились с еврейскими традициями без антисемитских предубеждений, навязанных властью, устанавливая прочные дружеские, соседские, семейнобрачные связи.

–  –  –

Приведенный отрывок очень важен для понимания структуры этнокультурного ландшафта русского социума. Для крестьянского населения важными локусами культурного ландшафта является не только само поселение и поля, а также, вследствие комплексной стратегии жизнеобеспечения, ориентированной на освоение почти всех доступных на данном уровне развития производительных сил ресурсов, охотничьи угодья, места сбора дикоросов, рыбалки и промысла нерпы. Это подразумевает фрагментированность своей земли, включающей комплекс контрастных в природно-ресурсном отношении урочищ. Функциональная ориентация данных урочищ также была различна, включая посезонную смену нагрузки различной интенсивности.

Тесное соседство с эвенкийскими и бурятскими общинами, ранее осваивавшими занятые русским крестьянством земли также обеспечивало межкультурный обмен.

В первой половине XIX в. структура агроландшафтов в площадном выражении в основном земледельческом очаге исследуемой территории состояла из: пашен - 1516 дес., сенокосов - 1009 дес., пастбищ - 385,5 дес., 885 дес. - леса, 100 дес. - приусадебные земли, 2001 дес. - неудобные земли, в общей сложности - 5896 дес. [Тулохонов, Тиваненко, 1993].

Небольшие размеры пашен (1516 дес. на 1809 казенных крестьян мужского пола, на 1 душу – 0,84 дес.), отмеченная выше чересполосица и бедность почв, несовершенная агротехника повлияли на урожайность которая была ниже средней по Западному Забайкалью и составляла около сам - 3 [Тулохонов, Тиваненко, 1993, с. 38]. В регионе хлеб, в основном, был привозной и обменивался на продукты скотоводства.

Резкое падение урожайности зерновых в Читканской волости наступило в середине XIX в.: урожай был «сам-друг», равен или чуть больше посева. В таких условиях выжить можно было, заимствуя более подходящие к природно-ресурсному потенциалу, адаптированные к нему скотоводство при подсобной роли охотничьего промысла, собирательства и рыболовства. И это - отправная точка этноконтактов, взаимного узнавания культур, обычаев и традиций двух соседствующих этносов: бурят и русских. Особенность такого соседства - то, что оба народа были переселенцами, приход бурятских племен с Верхней Лены почти совпал с появлением в регионе русских.

Скотоводство в крестьянском хозяйстве было развито не так значительно, как у бурят. В 1846 г. численность поголовья составляла 95444 голов. Важную роль играл обмен его продуктов с Манзурской волостью в неурожайные годы на хлеб. А. К. Тулохонов и А. Н. Тиваненко отмечают, что «Ограниченное поголовье скота объяснялось суровостью климата, частыми засухами, нехваткой кормов, падежами» . Но на бурятское хозяйство, где продуктивность скотоводства была намного выше, климат и засухи и эпизоотии оказывали такое же действие. Русский земледелец, привязанный к пашне, огороду, курам и свиньям, не кочует со скотом, поэтому технология, которая позволяла на родине держать в хозяйстве небольшое количество скота как подспорье, и жить за счет земледелия, в новых условиях не сработала. То же самое относится к утопичности планов бурятского тайши Сахара Хамнаева о дополнении аборигенного кочевого хозяйства земледелием [Жалсанова, Курас, 2012]. Еще одна возможная причина непродуктивности скотоводства в крестьянском хозяйстве - в условиях земельной тесноты распашка луговин под пашни.

Таким образом, анализ хозяйственной составляющей земледельческого производства в этнокультурном ландшафте Баргузинской котловины позволяет сделать вывод о том, что природопользование, представляя из себя систему сбалансированных и адаптированных к конкретным этническим традициям и природно-ресурсным нишам приемов, знаний и практик, чувствительно к нарушению сложившихся связей. При вмешательстве непродуманных решений система реагирует снижением продуктивности традиционных отраслей, что прямо отражается на жизнеолбеспечении населения, его демографическом состоянии и качестве жизни.

2.3 Бурятский скотоводческий геокультурный комплекс

Природный ландшафт ареала бурятского геокультурного комплекса во многом определяет тип хозяйства и жизнеобеспечения, которые, в свою очередь, задают рисунок расселения с учетом этноконтактных зон, влияют на специфику социальных и культурных стандартов восприятия социальной, этнической и природной среды.

«Именно своеобразие окружающей географической среды предопределило многие черты материальной и духовной культуры, особенности этнического самосознания» [Буряты…, 2004, c. 60]. Символом этнического ландшафта и региональной идентичности стал Байкал, присутствующий в легендах и преданиях.

2.3.1 Родовые группы, численность и особенности освоения территории В этнологии выделяется этнотерриториальная группа Баргузинских бурят. Она относительно изолирована от степного и лесостепного мира бурят Забайкалья и Прибайкалья с XVIII в. Расселение в пределах Баргузинской котловины, орографические барьеры и отсутствие компактно расселенных бурятских групп в близком соседстве закрепили этнокультурное своеобразие баргузинцев. Природно-географическая и относительная этноконтактная изоляция способствовали стойкости этнического самосознания и традиций баргузинских бурят. Согласно Г. Н. Румянцеву, бурятский социум Баргузинской котловины состоял из следующих родов: абазай, шоно, баяндай, хэндэлгэр, булагад, галзуд, сэгэнуд, эмхэнуд, бура, уули, басай, торши, шарад, хурумша, онгой, хадалай, содой, богол, согол [Румянцев, 1956, с. 48-51].

Все родоплеменные группы - потомки верхоленских, кудинских и муринских бурят, большинство из них относятся к племени эхирит. Сэгэнуд, эмхэнуд, хурумша не присоединяются к крупным племенам. Галзуд и шарат, имеющие одинаковые этнонимы с хоринскими племенами, также - выходцы с запада Байкала. В Баргузинской долине, согласно традиции, насчитывается восемь экзогамных родов: хэнгэлдэр, шоно, абзай, баяндай, эмхэнэд, булагад, галзууд, сэгээнэд [Буряты…, 2004, с. 54]. Каждый из них делится на несколько подродов, или «костей». Распределение населенных пунктов образует сетевую структуру, а наложение оседлого и кочевого типов расселения позволяет заполнить ячейки этой сети различными по функциональному назначению ареалами.

Специфика кочевого и полукочевого скотоводства, предопределила расположение жилищ на значительном расстоянии друг от друга, таким образом, модель расселения имела вид рассеянной мозаики на территории Баргузинской долины, которая постоянно была в движении, т.е. носила мобильный характер.

Расселение родовых групп (групп семей) по родовым местам (бууса, нуга) было приурочено к посезонным стойбищам: летникам (нажаржаан), осенникам (намаржаан), зимникам (Yбэлжоон), весенникам (хабаржаан).

Они, как правило, объединяли несколько юрт, где проживали отдельные семьи. Расстояние между юртами одной родовой группы составляло от 30 до 50 метров, между различными родовыми группами более 50 метров, хотя они часто объединялись.

Функции кочевания заключались не только в выпасе скота, оно также имело целью посещение символически значимых мест, закрепленных за родом. Эти знания и родовая территориальная идентичность передавались потомкам по наследству.

Место зимника выбирали особенно тщательно. Старались зимовать в местах, защищенных от ветра, устанавливая юрты на южных склонах гор.

Для скота устраивали загоны из прошлогоднего навоза, жердей или камней. С наступлением весны кочевали в места более открытые, где сохранилась прошлогодняя питательная трава и где раньше появляется молодая зелень. В летнее время кочевали в местах, обильных водой, а осенью – богатых травой.

Каждая родовая группа отлично знала месторасположение «своего»

бууса (угодья), каждый ее представитель мог хорошо ориентироваться в окружающей местности. Так, например, старожилы могли описать все подробные детали такого места, вплоть до расположения конкретных деревьев, камней, ручьев, характера травостоя. Нами по сведениям информантов, было реконструировано прежнее (до 1930-х годов XX в.) расположение родовых угодий – бууса, в местности близ эвенкийских сел Алла и Улюнхан (рисунок 2.3).

Рисунок - 2.3 Схема расположения родовых угодий (бууса) бурят Курумканского района в преддверии коллективизации.

Таким образом, все свидетельствует о дисперсном расселении бурятских родовых групп. Конкретного обозначения границ, согласно традиции, не существовало, территория (родовая, семейная) очерчивалась естественными границами, например, от рощи до дерева, ручья, камня и т. д.

Численность бурятского населения может быть реконструирована по архивным и опубликованным данным. В XVIII в. основным документальным источником были ведомости об уплате ясака.

В сохранившихся документах XVII в. среди ясакоплательщиков Баргузинского острога буряты не значатся [Шубин, 1973], буряты населяли побережье оз. Байкал. В 1732 г. в регионе отмечено 73 бурята, 382 монгола, 322 русских, 41 казак и др., а по данным четвертой ревизии 1772 г. бурят насчитывалось уже 597 душ мужского пола. Интенсивными темпами бурятское население росло в XIX в.: если в 1825г. насчитывается 2600 душ м.п., то к 1856г. численность населения составила уже 4341 мужчин [Шмулевич, 1985]. Эти данные подтверждаются с привлечением косвенных источников: документов Государственного архива Республики Бурятии (ГАРБ) относительно числа «ламаитов» (буддистов-бурят) и «идолопоклонников» (шаманистов – эвенков), где также учитывались только мужчины. В 1846 г. их насчитывалось соответственно 4610 и 1061 чел.

[Кальмина, Курас, 2012, с. 30], в 1862 г. 8634 и 786 чел. [Кальмина, Курас, 2012, с. 95], в 1916 г. в регионе проживало 13719 чел. бурят обоего пола [Румянцев, 1956].

Стремительное увеличение численности бурят связано с их непрекращающимися миграционными потоками из районов о. Ольхон, Приольхонья и Кударинских степей. То, что миграционный приток был постоянным, делало формирующийся культурный ландшафт довольно нестабильным образованием: только сформировавшиеся границы могли «сжиматься» или «растягиваться» под влиянием относительного увеличения или уменьшения численности населения в конкретных ареалах, структура ресурсопользования также подвергалась изменению. Нагрузки на пастбищные, сельскохозяйственные, охотничьи и рыболовные угодья были неравномерными. Общая тенденция повышения доли земледельческого и скотоводческого населения и снижения (относительного) доли охотниковпромысловиков выявляет тенденцию формирования скотоводческих и земледельческих доминант в структуре этнокультурных ландшафтов.

Ментальным отражением этих тенденций стали фольклорные предания.

Предание о столкновении бурятских племен отражает не только межэтническое соперничество, имевшее место еще до прихода русских, но и ясно обозначает «идеальную» с точки зрения бурятской культурной традиции природно-хозяйственную нишу для развития этноса: «В незапамятные времена… недалеко от реки Ины, вблизи Баргузина появился богатый бурят с целым племенем. Долго он бродил по степям и нигде не мог выбрать лучшего места, как на пятаке между реками Баргузин, Иной и Аргадой. Это самое богатое, цветущее место из всей долины, где травы по грудь, полные реки рыб, тут же было названо Баянголом, а жители - баянгольцами. Так они жили здесь много сотен лет. Затем спокойная и богатая жизнь баянгольцев был нарушена приходом нового бурятского племени. Пришельцы стали претендовать на часть баянгольской земли начали устраивать на баянгольцев набеги. Долго терпели они невзгоды от нового племен, но наконец собрали все свои силы и прогнали налетчиков в горы. Там и поселилось новое племя и прозвали то место Яссы, что значит по-русски «плохой», «скверный».

Баянгольцы снова зажили богатой, счастливой жизнью» [Элиасов, 1960, с. 114].

Постоянная смена показателей населения баргузинских бурят в течение XIX в. связана не столько с их внутренней динамикой, сколько с непрерывным притоком переселенцев из Прибайкалья, лишь небольшая часть из которых имела опыт земледелия. Показатели крещения также связаны с переселением уже крещеных бурят, а не с успехами миссионерской деятельности.

При крещении инородец обязывался жить в крестьянском селении «для исправления исповедей и причастий», но частой была ситуация формального крещения, когда новообращенный православный христианин возвращался к прежнему кочевому быту, и в его жизни, кроме финансово-податных льгот, ничего не менялось.

Снижение численности крещеных бурят за десятилетие почти в семь раз исследователи объясняют процессом их «раскрещивания» - ослабление миссионерской деятельности влекло возвращение новокрещенных к привычным занятиям и кочевому образу жизни, в то же время, вторая группа новокрещенных бурят и эвенков осела и ничем не отличалась от русских крестьян в правовом и административном отношении, поэтому с принятием крещения более не считалась инородческой. Это характерно для оседлой «ясашной» общины бурят и эвенков с. Бодон, численностью около 200 чел., которые с 1850-х гг. именуются не инородцами, а «бодонскими крестьянами».

2.3.2 Ареалы расселения бурят и земельный вопрос

Документы Государственного архива республики Бурнятия (ГАРБ) сообщают: «Баргузинские буряты граничатся по земельному владению с крестьянами Читканской волости по урочищу Камнишки, с казеннооброчной статьей Сухинских дач в урочище Сухой, с Верхнеангарскими тунгусами по речке Кобылах по Амурскому тракту. Селений в ведомстве нет, инородцы кочуют рассеянно, главные кочевья или улусы находятся по речкам: по реке Улюну, Улюкчикану, Баргузину, Галтаю, Курумкану, Окунях, Алла, Улугне, Ине, Аламбурге, Гараму, Аргатай, Токин, Гарга, Кашкал, Калчар. Главные рыбные промыслы - р. Баргузин, озера во владении бурят»

[ГАРБ.Ф.,7, Оп. 1.Д.998. Л. 5-6].

Как было отмечено выше, постоянное увеличение численности бурятского и русского населения делало подвижным рисунок этнических ареалов природопользования и не могло не вызывать конфликтов в сфере жизнеобеспечения.

Показательным проявлением межэтнических контактов и конфликтов служит событие, называемое в документах Урта Хурэ (Длинная Изгородь).

Этот межэтнический конфликт важен для понимания формирования этнокультурного ландшафта территории. В нем задействованы интересы природопользования двух сторон (эвенки и буряты), русская администрация играет роль арбитра. В нашем распоряжении имеются документы, выражающие суть претензий двух этнических групп.

Летописец «Краткого повествования… » сообщает: «В то время, когда впервые (буряты) переселялись из Иркутской губернии, в Баргузин, в Баргузине обитали эвенки. Им не нравилось переселение бурят, и они причиняли притеснения. Когда буряты размножась, снова во множестве стали перекочевывать с северо-западной стороны Байкала, эвенки заставили бурят построить так называемую Урта Хурэ («Длинную изгородь») – деревянную постоянную изгородь, начиная с речки Харасун, через Шинагалжин, до местности Хара Модон. Выделив землю бурятам, запретили им с южной стороны выпускать скот, с северной стороны переходить через реку Баргузин, на восток выпускать скот за Хара Модон, на западе не переходить реки Харасун если за пределы отведенных земель переходил скот, то эвенки весь скот разбоем захватывали, а хозяев скота избивали» [Краткое повествование…, 1956, с. 54].

В данном отрывке подчеркивается аспект борьбы за ресурсы жизнеобеспечения, преимущественное право эвенков – аборигенов на территорию освоения, их возможность определить колонизаторам пределы разрешенного использования территории и способность силовыми методами эти границы защитить.

С точки зрения бурят, ряд действий эвенков по охране своих территорий рассматривался как грабеж. Автор летописи продолжает: «Часто эвенки сами отгоняли скот (за пределы отгороженного места). Рассказывают также, что ранее этого, с низовий, из русских земель, прибыло несколько русских в поисках хороших земель для поселения около эвенков. Всех их убили эвенки: некоторых приперев к реке Баргузину, некоторых к южной горе» [Краткое повествование…, 1956, с. 54].

Ходатайство бурят было удовлетворено: тот же летописец свидетельствует, что «чиновники, прибыв в Баргузин, согласно этой просьбе приказали повалить изгородь, называвшуюся Урута Хуре, и произведя строгое расследование по закону, признали виновным чиновника, ведавшего Баргузином, и сослали его в Иркутск, а действовавших вместе с ним казаков отдали под суд. Так, буряты, пока не добились правды, кочевали на землях, указанных им [Краткое повествование…, 1956, с. 54].

Документ, найденный в архиве Баргузинской инородной управы А. И.

Востриковым и Н. Н. Поппе в 1930-х гг., гласит: «Указ ее императорского величества самодержицы всероссийской. Из Баргузинского нижнего земского суда, подгородных тунгусских родов главному шуленге Ваньке Ишигденову.

В подданном ты шуленга со старшинами в земский суд доношения – прописывали, о том, что подгородные братские юртами своими кочуют в ваши тунгусские урочища, и промыслы, где каждогодно бывает белка, вверх по Баргузину за Карку реку, и около верхнего зимовья поселясь, со скотами живут, через что и тунгусы ясак достигают уже не промыслом, но работами и о прочем описывая просили исполнить состоящейся комиссией о ясаках 1765 г. указ, и для того в Земском суде резолюциею заключено: о непромысле братскими зверей в урочищах тунгусских, а сверх того велеть: закочевавших со скотами и юртами за Арагду реку близ верхнего зимовья как не на принадлежащие им места братским в самоскорейшем времени перевесть на свои прежние кочевья и почему они туда отважились самовольно кочевать, на месте исследовать. Августа 14 дня 1791 года» [Востриков А. И., Поппе Н. Н., 1935].

Таким образом, из документа становится известно, что межевание было проведено в пользу эвенков на основании императорского указа. Эвенки настаивали на неприкосновенности своих территорий кочевания, ставя в зависимость свою возможность уплачивать ясак в казну и автономию территорий от иноэтничных вторжений. В то же время, царская администрация прислушивалась к аргументам бурят, о насильственных и агрессивных действиях эвенков. Разрешение земельного спора наступило в 1802 г., о чем свидетельствует документ ГАРБ: «Предписание Баргузинского нижнего земского суда о нераздельном владении баргузинских бурят и эвенков землями ведомства 1 июля 1802», где постановляется: «Чтоб вам, братским и тунгусам, иметь вообще как звериные промыслы, рыбные ловли, также свои стойбища и сенные покосы, кроме таки рыбных ловель, тоней которые ими таки были тунгусами расчищены, то и остается оным в их владении, в чем они мировое письмо написали, дабы вам и тунгусам уже более по оным ссорным делам по присутственным местам, где оные были, не ходатайствовать, а жить дружелюбно» [ГАРБ, ф.7., оп.1, д. 2414, лл.1-2].

Конфликты с крестьянами-земледельцами также имели в своей основе территориальные претензии. Летопись Г. Н. Румянцева сообщает, что земли эвенков и бурят не разделены. «Длина их 200 верст, ширина от 12 до 25 верст.

Согласно плану, выданному 2 апреля 1838 г. из Иркутской Казенной палаты, их земли составляли 35439 десятин. Среди них сухие, безводные степные места, называемые Хояр Хундуй (Две пади), размером 80000 десятин, урочища Туракан и Улан-Бургали и другие места, разрушаемые ветрами и превратившиеся в пески земли в 18670 десятин, пахотной земли 3700 десятин, сенокосной - 21609 десятин, леса 47228 десятин, водоемы - 13000 десятин, болотистые - 6500 десятин, пастбища - 1250332 десятины»

[Румянцев, 1956, с. 49]. В расчете на 7224 мужчин бурят и эвенков на одну «наличную мужскую душу» приходится 0,5 дес. пашни, 2,8 дес. сенокоса и 17,3 дес. пастбищ. Такая структура земельных угодий предопределила способ природопользования: летопись сообщает, что «баргузинские буряты и эвенки усердно занимаются только разведением скота из-за недостатка и отсутствия черноземных орошаемых земель, пригодных для земледелия. Они поддерживают свою жизнь продуктами скотоводства. Они прокармливают свой скот, перегоняя его два и от трех до четырех раз, следуя состоянию пастбищ» [Румянцев, 1956, с. 49].

Работы по земельному устройству бурят Баргузинской волости были начаты по настоянию крестьян соседней Читканской волости, так как была необходимость разверстать находящиеся чересполосно поливные пашни.

Крестьяне рассчитывали на прирезку бурятских земель. Они хотели присвоить часть бурятских земель по правому берегу р. Баргузин. Со стороны крестьян были случаи захвата и самовольной распашки бурятских земель. В 1915 г. началась с этой целью земельная съемка, которая не была закончена ко времени Октябрьской революции 1917 г.

В 1918 г. новая власть встала на сторону крестьян: бурятам было предложено выселиться «и предоставить в полное пользование населения Читканской, Горячинской, Бодонской тунгусской волостей, г. Баргузина, русского населения выселок Курумкана и Шаманок все земли, запроектированные крестьянам Читканской волости в 1892 г., под названием Ининская, Улюнская степи, по правую сторону р. Баргузина» [Жалсанова, Курас, 2012]. В случае несогласия бурятского населения предполагалась социализация земли, которая предусматривала право любого желающего трудиться на земле, вспахивать и огораживать ее под покосы, а также заселять любые земли, независимо от их имущественной принадлежности.

Ясно, что такая политика была проявлением непродуманных революционноидеалистических взглядов и на самом деле могла повлечь за собой не урегулирование земельных вопросов, а настоящий хаос. При этом нарушались сложившиеся традиции землепользования и духовная связь с территорией всех основных этнических групп названной территории.

2.3.3 Бурятский скотоводческий геокультурный комплекс

Важным источником информации о природопользовании бурят стал архивный документ «Записка Сахара Хамнаева об образе жизни и хозяйстве баргузинских бурят, представленная генерал - губернатору Восточной Сибири 1855».

Хамнаев, который являлся баргузинским тайшой, сообщает, что «Баргузинские буряты жизнь ведут кочевую, переменяя оное два раза в год, на летних стойбах они живут с мая по 15 число сентября, на зимних с 15 сентября до последних чисел мая. Во время лета при зимних стойбах своих они заготовляют на зиму сено, потому что оные стойбы расположены у них при сырых и покосных местах, опять же на летниках для них удобно, потому что таковые находятся у них на высоких степных местах, нет мошки, угрозы наводнений от разливов р. Баргузин. Почти все имеют дома, теплые хлевы, дворы и ограды, зимой живут в теплых домах с печами, летом - в деревянных юртах. … Насчет построек домов и скотских дворов здешние буряты против таковых же селенгинских и хоринских, можно сказать, сблизились к сельской жизни». Таким образом, можно отмечать значительное аккультурационное влияние русской земледельческой культуры, проявляющееся в строительстве деревянных домов по русскому типу. В то же время, летнее кочевание, его продолжительность и маршруты свидетельствуют о главенстве скотоводства в бурятских моделях жизнеобеспечения. Это подтверждается данными о динамике распространения земледелия.

С. Хамнаев сообщает, что буряты занимаются земледелием с 1813 г, а «до этого понятия об оном не имели». Динамика посевных площадей выглядит следующим образом: в 1813-1834 гг. засевалось 350 десятин, в 1834-1842 гг. – 1002 десятины, в 1855 ныне - 500 десятин. Источник отмечает, что целые поля стоят брошенными, поскольку мало делается в побуждении населения к земледелию и его организационная сторона не развита. Дело в том, что залогом получения высоких урожаев является строительство оросительных сооружений, а при низкой мотивированности бурятского населения к занятию хлебопашеством оно не производится в должной мере, старые оросительные каналы забрасываются, с ними забрасываются и поля.

Хамнаев выделяет главные земледельческие ареалы, приуроченные к трем «полям» курумканскому, иликминскому, алменскому.

Рыболовство практикуется в озерах и небольших речках между улусами. Объектом добычи становится рыба соровых пород. Большое значение имеет артельный неводной лов омуля на Байкале.

Охотничий промысел в хозяйственном календаре баргузинских бурят приходится на весеннее время. Основной объект пушного промысла - белка, редко - лиса. Тайша С. Хамнаев отмечает исключительно редкий характер добычи соболя и медведя: «промысел зверей производится в самое порожное время после всех уборок полевых работ и занимает прочную нишу в хозяйстве: дальнейшее продолжение таковой промышленности (охоты - Л.

Ц.) не преграждает пути прочих приобретений, а, напротив того, представляет улучшение в их приобретении» [Жалсанова, Курас, 2012, с. 64] Скотоводство представлено преимущественно коневодством, стада находятся на вольном выпасе, в земледелии лошадь не используется.

Разведение крупного рогатого скота - товарная отрасль, в документах отмечается «скота они (буряты - Л.Ц.) продают на месте и угоняя в г.

Верхнеудинск и немалое количество в каждый год» [Жалсанова, Курас, 2012, с. 64]. Пахота и перевозка грузов производилась на быках. Стадо крупного рогатого скота содержалось в теплых хлевах зимой, лишь в малоснежье выпускалось на вольный выпас в степь.

Товарность сельского хозяйства в 1855 г. характеризуется продажей 9000 туш КРС, 1900 шкур, около 2000 пудов масла и жира (таблица 2.5).

Таблица 2.5 Товарность отраслей бурятского хозяйства в 1855 г.

по данным ГАРБ Продукция Скот Кожи Мерл Масло Овечья Пушнина Рыба ушка и жир шерсть белка омуль Выручено 9000 1900 90 1950 2600 1800 600 руб., серебром Доля в 50,2 10,6 0,5 10,9 14,5 10 3,3 совокупном доходе,% Из таблицы видно, что основной товарный доход приносит скотоводство. Относительно земледелия, спустя боле чем 30 лет от его появления у бурят, особых успехов не достигнуто: в документе отмечается, что в отношении хлебопашества большинство бурят неприлежны, исключая 20-30 семей, которые производят хлеба более, «чем целое ведомство и от них более поддерживают прочих инородцев хлебом и пополняют запасные магазины» [Жалсанова, Курас, 2012, с. 70]. Таким образом, документы ГАРБ подтверждают скотоводческую ориентацию хозяйства бурят и медленное введение земледелия в их хозяйственную модель. Данная ситуация сохранилась до начала XX в.

В 1873 г. Баргузинский окружной исправник попытался принудительными мерами стимулировать хлебопашество. Для этого предполагалось «вызвать в присутствие Степной думы всех родовых старост и самым резонным образом объяснить о пользе развития хлебопашества, увеличить хлебные посевы в каждом роде, не принимая от бурят никаких отговорок. Предупредить полевых старост, что я сам лично буду наблюдать за посевами, если обнаружится какое-либо упущение со стороны полевых старост, виновных немедленно предам суду и следствию за бездействие по службе [ГАРБ, ф. 7., оп.1, д.1573., лл.5-6, цит по: Жалсанова, Курас, 2012, с.

К этому же году относится описание техники земледелия: вспашка сохой, единичные случаи удобрения пашни в изобилии имеющимся в хозяйстве навозом, «Места тут тучные, урожаю способствует поливка земли во время засухи».

Приведем следующий блок архивных документов, по которым реконструирован ход событий, затрагивающий изменение бурятских хозяйственных моделей. В январе 1901 г. состоялся общий суглан Баргузинской Степной думы по поводу «Высочайше утвержденного 5 июня 1900 г. мнения Государственного совета о поземельном устройстве населения Забайкальской области, из коего усматривается, что на каждую наличную душу мужского пола установлено отводить по 15 десятин, и что кочевые инородцы должны будут перечисляться в оседлые». На данном суглане был принят общественный приговор о нежелании принимать волостную реформу [Жалсанова, Курас, 2012, с. 197, ГАРБ, ф.7., оп.1., д. 2890., лл. 3-4].

Первоочередным аргументом стал характер природных условий, неприемлемый для коренного изменения образа жизни: «У нас в числе удобных земель считаются два возвышенных, сухих, совершенно безводных холма, называемых «куйтунами», и две равные степи, подвергающиеся впоследствии песчаным заносам – Улан-Бурская и Аргадинская, всего пространства в холмах и степях приблизительно до 9200 десятин… что для развития хлебопашества пригодных земель недостаточно… если надел будет сокращен до 15 десятин на душу и при этом состоится перечисление бурят в оседлое состояние, т.е. заставят жить селениями, то мы, буряты, будем сразу оторваны от веками установившейся нашей кочевой жизни и поставлены в новые непривычные для нас условия жизни и тяготившейся (так в тексте документа - Л. Ц.) ведением хозяйства по новой, незнакомой нам форме».

Поэтому постановление суглана предусматривало ходатайствовать перед администрацией «об оставлении во владении баргузинских бурят тех земель, которыми они пользуются и об оставлении бурят в кочевом состоянии».

Председатель Земельной комиссии А. Н. Куломзин обратился к военному губернатору Забайкальской области Е. О. Мациевскому с разъяснениями о поземельном устройстве бурят, где отметил, что немедленное перечисление кочевых инородцев в оседлое состояние нецелесообразно и не предусматривалось. При этом, правительством будут приняты во внимание природные условия местности и образ жизни бурят, и поэтому «наделение их последует не непременно в 15-десятинной пропорции, а в той, которая обеспечит им возможность продолжить свой обычный образ жизни и не вызовет необходимости в коренной ломке экономического строя…».

[Жалсанова, Курас, 2012, с. 201, ГАРБ, ф.7., оп.1.,д. 2890., лл. 13-15].

Волостная реформа активно лоббировалась центральным правительством. За счет ущемления прав кочевого населения, перевода его на оседлость предполагалось высвободить земельные участки для мигрантовкрестьян переселенцев и обеспечить прирезку земли нуждающимся старожилам.

Движение против волостной реформы, как угрожающей кочевому традиционному быту бурят, охватило все бурятские территории. В Баргузинском уезде также были назначены местные чины волостного управления, но крестьяне пошли на открытый бунт: «Крестьяне… запрещали должностным лицам служить, в противном случае грозили им и крестьянскому начальнику смертью. Участники волнения были подвергнуты наказанию, четверо были удалены из общества, а двенадцать человек арестованы» [История…,1951, с. 473].

Великая Октябрьская революция 1917 г. не дала царскому правительству довести до конца волостную реформу. Передышка в несколько лет вылилась в насильственную коллективизацию аборигенного хозяйства, рассмотренную в Главе 3.

Искусственные оросительные каналы, проведенные из горных ручьев и рек на поля, могли бы значительно повысить урожайность. Но основной причиной медленного развития земледелия была его культурная чуждость хозяйственным моделям бурятского сообщества. Не существовало объективной необходимости идти путем такого трудозатратного производства продуктов питания, которые можно было выменять на продукты скотоводства, и более того, земледельческое хозяйство было малопроизводительным и маловостребованным.

Основная отрасль, подчиняющая себе весть ритм освоения угодий – скотоводство. Численность поголовья скота неуклонно росла и составляла в 1850 г. - 52367, в 1865 г. - 76928, в 1887г. - 142900 голов крупного и мелкого скота. Товарность хозяйства повышалась за счет продажи продуктов скотоводства как на Верхнеудинской ярмарке, так и непосредственно на золотых приисках.

Таким образом, к рубежу периода исследования бурятский ареал этнокультурного ландшафта Баргузинского Прибайкалья был сформирован как преимущественно скотоводческий по своей производственной основе.

Незначительное вхождение земледелия в хозяйственный комплекс контрастировало с более масштабными культурными заимствованиями, знакомством с бытом и культурой еврейского, эвенкийского и русского населения. Адаптированность к природным условиям, сохранение кочевания и дисперсного расселения обусловливало щадящий режим пастбищных нагрузок на природную среду в сочетании с высокой продуктивностью скотоводства. Кочевой образ жизни, сохранность традиций, правовая защищенность и автономия, местное самоуправление поддерживало на высоком уровне этноидентификационные процессы.

2.4 Охотничье - промысловый геокультурный комплекс эвенков

Формирование охотничье промыслового ареала и его трансформация в охотничье-скотоводческий связана с заселением территории эвенкийскими племенами. Кочевой комплекс освоения таежных и горнотаежных ландшафтов территории оставил свой отпечаток в культуре земледельцев – русских и скотоводов – бурят, и в свою очередь, значительно адаптировал свои ключевые характеристики к новой социокультурной среде, включая ритм освоения угодий, особенности кочевания, виды природопользования и духовно-образные репрезентации культурного ландшафта.

Баргузинская летопись свидетельствует, что ко времени появления бурят, на территории кочевали эвенки, управляемые особой управой.

[Румянцев, 1956, с. 45].

А. С. Шубин сообщает, что в сохранившихся документах XVII в.

среди ясакоплательщиков Баргузинского острога значатся тунгусы, которые поддерживали постоянные контакты с бурятами - в их основе была торговля пушниной и соседские связи.

В 1670-е гг., по данным А.С. Шубина , основанным на ведомостях уплаты ясака, численность всех тунгусов в долине не превышала 800-1000 чел., при этом ко времени прихода русских в регионе не было эвенков-оленеводов.

В 1903 г. была образована отдельная сельская волость где были прикреплены эвенки общей численностью 589 чел. Процессы межкультурной коммуникации отражает тот факт, что «269 душ (эвенков - Л. Ц.) объединились с бурятами, образовали один хошун и были присоединены к Баргузинскому округу. Баргузинская летопись сообщает еще о двух группах эвенков - первая, численностью 166 чел., «ведущая кочевой образ жизни, в настоящее время, не решаясь с кем-либо объединиться, живет отдельно… объединение с бурятами считают более близким». Третья группа - оседлая, значительно ассимилированная, численностью 154 чел., проживает «в своем селении Эхэ-Бодон» [Румянцев, 1956].

Специфические черты эвенков Баргузинского Прибайкалья состоят в отсутствии связей их родовой принадлежности с ареалами кочевания, а также значительными русско-бурятско-эвенкийскими заимствованиями в образе жизни, традициях природопользования, мировоззрения и восприятия пространства.

Основной ареал кочевий эвенков располагался в низовьях р. Баргузин Места кочевания локализовались вблизи рек и ручьев Бодон, Тукала, Кунгурга, Онкули, Ина, Аламбурга, Подхребетный.

К началу XX в. Происходит дифференциация ареала на два основных центра;

Первый ареал аккумулирует основную часть эвенкийских сообществ, которые занимали территории в низовом течении р. Баргузина (урочища Бодон, Белые воды, Хабаржан, Ино, Кунгурга и др.).

Эта группа характеризовалась компактным проживанием, двухразовыми кочевьями в течении хозяйственного года по оси летник зимник, близостью зимников - мест, где коллективы проводили большую часть года - к русским деревням.

Развивалось животноводство, росла роль земледелия и пропорционально снижалась доля охотничьего промысла как источника жизнеобеспечения. У баргузинских эвенков дополнительным стимулом перехода к земледелию (таблица 2.6) служил огромный внутренний спрос на его продукцию.

Масштабы этого спроса определялись быстрым ростом населения края, а также тем, что большинство бурятского населения придерживалось скотоводческой модели жизнеобеспечения, а русские крестьяне Читканской волости не сумели построить в данных природных условиях стабильного высокотоварного земледельческого производства, которое могло бы полностью удовлетворить спрос. Поэтому близость к русским селениям и земельный надел, предоставляемый эвенкам, служили весомыми аргументами в пользу снижения доли пушного промысла. Тем более что основным объектном охоты была недорогая пушнина, и заработать на продаже белки можно было значительно меньше, чем на производстве зерна.

Таблица 2.6 Хозяйство территориально-этнических групп Баргузинской котловины по данным Переписи 1916 г.

[Шубин, 1973, с. 26] Территориальная группа Пашня, дес. Лошади, гол. КРС, гол.

Эвенки Бодонского отдельного 2,03 3,1 17,1 общества Русские Читканской волости 3,31 3,0 6,3 Буряты Баргузинской волости 1,20 3,6 23,0 Скотоводческий тип хозяйства эвенков низовьев Баргузина стимулировался близостью рынков сбыта, и налаженностью торговых коммуникаций, (в чем велик вклад еврейского купечества), поэтому продукты скотоводства – мясо, масло, кожи и ремесленные изделия были выгодны и востребованы.

К концу XX в. среди эвенков был распространен отхожий промысел, причем, согласно документам, они нанимались на уборку огородных культур и зерновых, на строительство. Это свидетельствует о быстрой аккультурации низовой группы: подрядиться на выполнение таких работ мог человек, обладающий стойкими навыками земледелия и плотничества. Таким образом, бодонские (низовые) эвенки выделялись на фоне всех территориальноэтнических групп изучаемого района наибольшей комплексностью хозяйства.

К началу XX в. экономическое положение полуоседлых и оседлых эвенков стало настолько крепким, что Бурятский Комитет Севера на первых порах не считал нужным выделять их в категорию национальных меньшинств, нуждающихся в особой помощи государства [Шубин, 1973].

Второй ареал, охватывавший верховья р. Баргузина (урочища Таз, Джирга, Самахай, Ентыхек) был населен меньшей по численности группой эвенков. Пространственно-географическое положение данного сообщества оказывало влияние на их хозяйственно- культурную специфику. Для данного ареала характерна территориальная изоляция от русских деревень и близость к бурятским улусам. Здесь отсутствуют отхожие промыслы. Дыренские эвенки в данном сообществе составляли 120 чел. Для них было характерно почти полное отсутствие земледелия, развитие скотоводства по бурятскому типу и сохранение полуоседлого эвенкийского кочевого ритма освоения угодий.

Исследователи отмечают меньшую ассимилированность баргузинских эвенков по сравнению с другими группами эвенков, не смотря на сходство хозяйственных стратегий эвенкийского и бурятского скотоводческого природопользования [Талько-Грынцевич, 1902, Шубин, 1973, Беликов, 1994].

Небольшие группы эвенков-оленеводов, осваивавшие верховья р.

Витима и Витимкана, и частично - долину р. Баргузин, эпизодически контактировали и вступали в браки с эвенками-коневодами Баргузинской долины. Начало XIX в. считается временем оформления Баргузинских эвенков-коневодов в самостоятельную территориальную группу. Этот процесс сопровождается уменьшением контактов с соседними группами эвенков-оленеводов и сохранением относительной культурной гомогенности.

Родовые различия у Баргузинских эвенков не вели к территориальным разграничениям: А.С. Шубин приводит свидетельство С. П.

Крашенинникова, что эвенки в этой местности «не по родам, а где кому угодно кочуют».

Земледелие усваивалось эвенками посредством соседских и взаимобрачных контактов с русскими, как и в Илимском крае. В смешанных русско-эвенкийских семьях запашка составляла от 15 до 40-45 десятин.

Сдерживающим фактором развития земледелия стало отсутствие свободных земель и запутанность правовых аспектов земельных отношений.

Земледелие в крае стимулировалось повышенным спросом на его продукцию, которую в полном объеме потреблял внутренний рынок, а товарную продукцию скотоводческого хозяйства приходилось вывозить далеко за пределы ведомства, даже в соседнюю Иркутскую губернию.

К началу ХХ в. пушной промысел теряет ведущие позиции в хозяйстве эвенков. По данным Ф. Доппельмаира , в хозяйстве эвенков на долю пушного промысла приходилось 30% совокупного денежного дохода, остальные 70% покрывало скотоводство и земледелие.

Аккультурация эвенков и русских была взаимной. Русские заимствовали орудия лова, лыжи, нарты, одежду, навыки промысла, эвенки - зимники (дома), стулья, утварь, амбары, оружие, железные капканы, посуду.

Христианизация играла значительную роль в появлении новых этнических идентичностей, но ее интенсивность была не велика. Хотя данных о христианизации и ламаизации населения Баргузинской котловины не очень много, тем не менее, можно с уверенностью утверждать, что царское правительство, толерантное к буддизму, но в меньшей мере готовое мириться с языческими культами, основное усилия сосредоточило на эвенках.

Начальным периодом массовой христианизации эвенков стал XVIII в.

Так, к седьмой ревизии, к 1816-1818 гг. было окрещено 13% баргузинских эвенков. Ко второй половине XIX в. были окрещены все баргузинские эвенки. При этом современники сообщают о том, что многие крещеные тунгусы не знали своего христианского имени, следует отметить формальность христианизации. Только в смешанных семьях, где другой супруг был русским, можно говорить более-менее надежно о заимствовании религиозных православных обрядов и мировоззрения. Для кочевых эвенков типична была ситуация, когда эвенки «принадлежат к смешанной религии, веруя одинаково и своим языческим культам, и святому Евангелию» [Радде, 1850, с.137.; цит по: Шубин, 1973]. Роль ламаизма в культуре эвенков в XIX в.

была невелика, и сводилась к принятию помощи лам - прорицателей и эмчилам (врачевателей), а также к эпизодическому участию в обрядах.

Основной ментальный пласт освоения территории связан с шаманскими культами, что более подробно рассмотрено в разделе о сакральном ландшафте.

В результате анализа историко-географических процессов заселения территории выявляется основа формирования этнокультурного ландшафта – складывание скотоводческого, земледельчесвкого и охотничье- промыслового геокультурных комплексов. В этническом отношении изначально скотоводческий комплекс был характерен для бурят и части эвенков, земледельческий – для русских, охотничье-промысловый – для эвенков.

Сложные переплетения политических, экономических и социальногеографических процессов исследуемого периода (ссылка, миграции, регламентация природопользования царским правительством, адаптация новых видов хозяйства к природным условиям территории др.) привели к складыванию более гибких и этнически разнородных этнокультурных ландшафтных ареалов. В земледельческий геокультурный комплекс, в дополнение к русским, были внесены традиции и практики еврейского крестьянства, часть бурят также перешла к земледелию. Скотоводческий комплекс укрепился, благодаря своей высокой экономической эффективности и соответствия природно-ресурсной основе территории, но из-за развития земледелия и конкуренции с ним за освоенные территории, а так же благодаря протекционистской политике властей по отношению к переводу кочевников на оседлость и приобщению их к земледелию, его позиции к рубежу XIX – XX в. стали недостаточно устойчивыми. В это время имела место борьба за земельные ресурсы, которая, однако, не принимала открытых форм, велась в правовых рамках. Бурятские общины остро осознавали связь своей этнической идентичности с сохранением кочевого скотоводства.

Эвенкийский геокультурный комплекс, относительно целостный в начале периода, развивался в двух направлениях: заимствуя земледелие и сохраняя таежные промыслы («русское направление»), и заимствуя скотоводство, при этом уменьшая долю охоты и собирательства («бурятское направление»).

Выбор пути развития диктовался экономической необходимостью, и всегда предварялся этнокультурным сближением, таким, как соседство, смешанные браки, взаимные заимствования традиций и приемов охоты, скотоводства, земледелия, обращение к шаманам, священникам и ламам независимо от этнической принадлежности.

Таким образом, в основе формирования этнокультурного ландшафта Баргузинского Прибайкалья как сбалансированной геокультурной целостности лежит адаптация традиционных этнокультур к меняющемуся социальному, политическому и природно-ресурсному контекстам развития.

ТРАНСФОРМАЦИЯ ЭТНОКУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА

В результате коллективизации был внедрен оседлый образ жизни в бурятскую и эвенкийскую кочевые модели жизнеобеспечения, что трансформировало связи с территорией на всех уровнях. Значительно ускорились процессы аккультурации и ассимиляции, стерся ряд важных для этносов Баргузинской котловины навыков кочевого хозяйства. Система природопользования утратила свою гибкость и соответствие природноресурсной основе территории на уровне отдельных ниш. Внедрение плановых заданий и контрольных цифр сельскохозяйственного производства привело не только к изменению содержания и ритма освоения ресурсов, а вызвало нарушение традиционного хозяйственного комплекса, который был частью образа жизни. В свою очередь, ослабли механизмы межпоколенной передачи опыта и традиций, под влиянием идеологии «сжалось» и претерпело структурные изменения сакральное пространство, приобрели другое содержание этнические идентичности и образы ландшафта.

Унификация облика поселений, отказ от «религиозных пережитков», отход от традиционных занятий и ценностей стали началом ассимиляционных тенденций, сопровождающихся ослаблением связей территории и местного сообщества, уменьшением ценности родного языка и правил поведения в ландшафте. В данной главе мы анализируем начальные процессы структурной перестройки компонентов этнокультурного ландшафта территории. Дан очерк коллективизации эвенков и ее этногеографических последствий. На примере конкретных населенных пунктов - п. Харамодун и с. Баргузин было выполнено сравнение начала хозяйственной и социальнодемографической ситуации на пороге коллективизации. Расселение и этнический состав населения проанализированы на основе количественных данных. Качественные методы позволили создать картину восприятия реформ колхозного периода глазами информантов – бурят, эвенков и русских.

Трансформация этнокультурного ландшафта Баргузинского Прибайкалья, начавшаяся в третьем десятилетии XX в., обусловила современные проблемы этнокультурного развития территории.

3.1 Природопользование в этнокультурном ландшафте на пороге масштабных преобразований В первом десятилетии ХХ в. граница между Баргузином и Курумканом совпадала с установившейся раннее границей деления хозяйственных ареалов между бурятами и эвенками – «ута хYрэ». С проведением официальной границы между районами, основную часть населения в Курумканском районе составили аборигены долины – эвенки и позже буряты, а в Баргузинском – русские.

В этот период бурятское население уже делилось на «домовые и бездомовые» хозяйства: различие основывалось на типе постройки жилища по русскому и по бурятскому образцу, юрты относили к бездомовому типу [Серебренников, 1925]. Постепенно среди бурятских хозяйств все более распространялись дома русского типа. В юртах к 1925 г. кочевало примерно 5,5% от общего числа бурятского населения Баргузинского уезда. Доля хозяйств, имевших две и более построек, составляла 74,2%. Отметим, что все постройки находились на значительном расстоянии друг от друга, основная их масса была распространена среди бурят, живших неподалеку от русских. В глубине района стационарных построек было меньше, что связано с традиционным типом хозяйства: сменой пастбищ и охотничьих угодий по сезонам года.

Таким образом, движение к заимствованию земледельческих форм поселенческо-расселенческой структуры, черт быта и культуры эвенками и бурятами носило относительно медленный, эволюционный характер и проявлялось более всего в местах соседства кочевого и оседлого населения.

Общее число домохозяйств составляло 1462, из них кочующих 938 (юрт) и 524 (постройки) оседлых. Интересно, что в первые годы советской власти сохранялись кочевые хозяйства, о чем свидетельствуют данные о количестве скота на одно домохозяйство, а также в похозяйственных книгах наблюдаются записи «находится в тайге» [Цыдыпова, 2008].

Бурятские наличные приписные хозяйства Баргузинского ведомства арендовали пашни и сенокосы. Так, процент хозяйств, арендовавших пашню составил 7,3%, а сенокос - 3,7%. Помимо аренды земель, существовала и сдача-аренда неземельных общественных оброчных статей в Баргузинском инородческом ведомстве. К ним относились рыболовные статьи, арендодателями в этом случае выступали обычно хозяйственные общества, а арендаторами – отдельные лица или артели. Оплата труда, как правило, практически отсутствовала по причине неграмотности населения, часто взималась в виде дополнительных штрафов, работы оставались неоплаченными. Поэтому население было вынуждено, помимо земледелия, заниматься рыболовством и охотой [Серебренников, 1925].

К первой трети XX века традиционное хозяйство всех этносов претерпевает значительные изменения. Начинается стремительная ломка родовых хозяйственных отношений у бурят и эвенков, меняется структура земледельческого хозяйства русских и евреев. Нами сопоставлены данные переписи 1897 и 1916 гг. с впервые вводимыми в научный оборот материалами похозяйственных книг Курумканского и Баргузинского районов за 1924-й, 1928-й, 1932-й годы. В Баргузинском районе по материалам похозяйственной переписи коллективные хозяйства не фиксируются.

Динамика скотоводства как ведущей отрасли хозяйства коренного населения довольно показательна (таблица 3.1).

Приведенные данные свидетельствуют о значительном сокращении численности скота в домохозяйствах. Это означало коренное изменение образа жизни населения – прикрепление кочевых семей к поселению. Такое прикрепление пришло на смену размеренной и освященной традициями повседневности, подчиненной кочевому ритму, посезонной смены пастбищ и обязательного посещения в течение года всех священных мест своих родовых и семейных территорий, по которым пролегал маршрут. Наиболее резко указанный процесс протекал в Курумканском районе, где основную часть населения составляли буряты и эвенки. Относительно стабильная обстановка в Баргузинском районе объясняется преобладанием источников жизнеобеспечения (таблица 3.2).

Таблица 3.1 Обеспеченность населения поголовьем скота в расчете на 1 домохозяйство в 1897-1932 гг.

Виды Курумканский район Баргузинский район скота 1897* 1916* 1924 1928 1932 1924** 1928 1932 Лошади 8,6 4,01 1,1 2,3 2,5 1,2 1,1 0,5 КРС 50,0 25,6 5,1 13 10,6 1,8 1,4 0,05 МРС 41,4 17,3 3,8 9,3 7,3 0,5 0,2 Свиньи - - - - 0,03 - - 0,02 Всего 100 46,91 10 24,6 20,43 3,5 2,7 0,57 голов:

* данные по бурятским хозяйствам Баргузинской долины в целом по материалам И.И.

Серебренникова .

** данные похозяйственной книги, включая материалы Г.Н. Румянцева [Румянцев, 1949].

–  –  –

Данные таблицы свидетельствуют об увеличении общей площади земельных угодий.

Темпы роста в обоих районах заметно отличаются:

площадь сенокосных угодий в первом районе увеличилась на 0,7 и на 0,3 тыс.

га во втором. Увеличение показателей в Курумканском и сокращение в Баргузинском обусловлены также оттоком населения в первый район, в поисках земли. Это обстоятельство ускорило процесс оседания кочевого аборигенного населения. Вместе с тем повысилась нагрузка на природные ландшафты котловины, а также изменился рисунок и структура хозяйственного освоения края.

До начала коллективизации ведущее значение среди бурятского и эвенкийского населения имел традиционный вид хозяйства – скотоводство.

Эта отрасль сохраняла за собой место основного жизнеобеспечивающего источника, о чем свидетельствуют данные таблицы 3.2.

Анализ данных показывает существенное различие в сельскохозяйственном обеспечении между районами. Наблюдается резкий спад поголовья скота в домохозяйствах бурят и эвенков (Курумканский район), при относительно стабильном положении русского и еврейского населения (Баргузинский район). К началу 1930-х гг., в преддверии сплошной коллективизации, скотоводство уходит на второй план и имеет минимальные показатели. Скот обобществляется, выпас его ведется в составе колхозного стада. Из-за многочисленности поголовья, сосредоточенного на небольших территориях, происходит дигрессионное разрушение пастбищных угодий.

Курс партии и правительства на повышение продуктивности зернового хозяйства ведет к распашке прежних бурятских и эвенкийских пастбищ, активизации эрозионных и эоловых процессов [Вампилова, 1983].

Таким образом, уже к началу коллективизации наметились тенденции масштабного изменения традиционного хозяйственного уклада эвенкийских и бурятских общин. Снизилась роль скотоводства, сократилась протяженность кочевания, повысилась доля домохозяйств, имеющих постоянные постройки и ведущих оседлый образ жизни. Смена режима природопользования вела к утрате навыков традиционного обживания пространства.

Можно заключить, что количественный анализ косвенно подтверждает сложность перехода этнических групп к новому способу жизнеобеспечения населения. Тем не менее, отмечается тяготение к традиционному природопользованию, показатели хозяйственной деятельности населения указывают на его преемственность во времени.

В результате тесных межэтнических коммуникаций образуются качественно новые хозяйственные группы, осваивающие ландшафт долины, меняется пространственный рисунок ареалов традиционного природопользования. Данное обстоятельство коренным образом трансформировало традиционный облик этнокультурного ландшафта котловины. Взаимодействие этнических групп сформировало новые навыки и знания в хозяйственной жизни (к примеру, появилось представление о домашнем огороде, как дополнительной части жизнеобеспечения).

Отход от традиционного скотоводства и охотничьего промысла повлек размывание представлений об этнической самоидентификации коренного населения.

3.2 Трансформации этнотерриториальных связей аборигенных сообществ как последствия коллективизации Коллективизация населения Баргузинской котловины началась в 1930-е гг. Относительно эвенков ход событий, согласно А.С. Шубину , был таков: локальные различия не были учтены, и в 1932 г. несколько групп были объединены в Дыренский туземный совет. В 1932-1934 гг. на территории сельсовета организованы 4 артели, позже преобразованные в колхозы, а впоследствии укрупненные в один колхоз им. Ленина.

На 1 января 1940 г. коллективизация охватила 73,4% населения русских, бурят и эвенков. В 1934 г. эвенкийский колхоз по соображениям хозяйственной целесообразности был объединен с соседним – бурятским»

[Шубин, 1973, с. 86].

Можно считать, что это решение администрации изменило вектор этнических процессов в регионе, облик культурного ландшафта, его духовноментальную, образную составляющую. Произошла значительная бурятизация баргузинских эвенков, и в свою очередь, эвенкизация соседних им групп бурят.

Фактическое слияние баргузинской группы эвенков с бурятами уже к 1970-м годам отмечает А.С. Шубин , этот же факт подтверждается нашими полевыми материалами - интервью и анкетированием.

В послевоенные годы отмечался значительный миграционный отток:

20% эвенков выехали за пределы региона, в основном это - молодая эвенкийская интеллигенция, по распределению после вузов направленная работать в другие территориальные группы этноса.

Планомерная застройка поселков, изменившая коренным образом облик культурного ландшафта, началась с 1960-х гг., со времени укрупнения колхозов. В 1930-1940-х гг., в населенных пунктах, где присутствовало эвенкийское население, были построены временные дома с корьевым покрытием. В 1960-х гг. строятся новые дома по типовым проектам, с сенями и кладовыми. «Жилые дома строятся с учетом желания будущих жителей так, чтобы можно было соорудить хозяйственные постройки и отвести площадь под огород…. Строительство жилых и общественных зданий начинает проводиться строго по типовым проектам. Во всех поселках, где проживают эвенки, не сохранилось ни одного чума или домика-зимника даже под хозяйственными помещениями, так как чум как традиционное жилище эвенка в настоящее время уже не удовлетворяет потребности современной семьи.

Особенно сильное влияние на культуру и быт эвенков оказывают русские семьи. Это видно из стремления эвенков улучшить свои бытовые условия, изменить внутреннее убранство жилищ, домашний инвентарь….

Употребляются в основном покупные мебель, посуда … Влияние общесоветской культуры находит свое выражение также в одежде и обуви»

[Шубин, 1973, с. 88-89].

Все это сказалось на темпах лингвистической ассимиляции.

Баргузинскими эвенками почти полностью заимствована бурятская терминология из области скотоводства, русские земледельческие названия и бытовые. «Языковая ассимиляция эвенков значительно обгоняет их этническую ассимиляцию… В настоящее время (1970-е гг. – Л. Ц.), эвенки, проживающие в Баргузине, как по хозяйству, так и по быту и культуре совершенно не отличаются от окружающих бурят и русских… Языком межнационального общения здесь является бурятский. В последние годы среди эвенков старшего и среднего возраста бурятский язык становится вторым родным языком»

В настоящее время ситуация с владением родным языком изменилась.

Если в 1970 - е гг. число детей, не знающих родного языка, оценивалось А.С.

Шубиным как незначительное, и отмечалось, что оно возрастает в смешанных эвенкийско-бурятских семьях, так как там преобладает бурятский язык, то в настоящее время и эвенкийский, и бурятский язык утрачиваются стремительными темпами. Возрастает роль региональной идентичности, а этническая идентичность эвенков включает значительный компонент бурятской культурно-лингвистической картины мира.

3.3 Демографическая характеристика локальных сообществ в начале социальной трансформации Одним из важнейших блоков в системе этнос-природа являются демографические характеристики социума, которые рассматриваются как важнейший фактор сохранения и воспроизводства свойственных данному этносу социокультурных и демографических закономерностей (Рагулина, 2000). Научные исследования этнического состава населения Баргузинской котловины начинаются с конца ХIX в. Оценка влияния преобразований этнического состава, роли политико-административных трансформаций в характере обживания пространства поможет определить динамику этнодемографических процессов в этнокультурном ландшафте Баргузинской котловины.

Социально-демографическая характеристика локальных сообщества выполнена с помощью исторических источников и неопубликованных архивных документов.

Важную роль в социально-демографическом профиле за исследуемый период сыграли земельные и общественно политические реформы 1920-30-х гг. Они стимулировали миграции крестьянского населения в северную часть территории котловины, что привело к образованию стационарных поселений и интенсивным аккультурационным процессам, включая взаимобрачные связи эвенков, бурят, русских и евреев. В этот период закладывается новая сеть поселений и коммуникационных путей между ними. Родовые группы эвенков и бурят вынужденно утратили прямые территориальные связи.

Массовые репрессивные миграции были связаны с коллективизацией.

«Кулацкая ссылка» выразилась в отправке состоятельных семей за пределы БМ АСССР. По сведениям Т. В. Найдановой, [Найданова, 2009, с. 43] в результате «кулацкой ссылки» по всей БМАССР в 1930-1932 гг. было депортировано свыше 1000 семей в Красноярский край и Уральскую область, позднее (в 1934-1935 гг.) местом высылки стал Казахстан. Общее количество депортированных кулаков превысило 1500 чел. [Исторический очерк…, 2005].

Колхозы, ориентированные на зерноводство, заняли территории, ранее использовавшиеся в скотоводстве. Организация колхозов подействовала на сложившийся культурно-географический комплекс котловины по всем направлениям. В области природопользования произошло перераспределение угодий в пользу земледелия. Скотоводству был нанесен огромный урон, сократилось поголовье, были утеряны десятилетиями используемые пастбища, нарушен ритм освоения и кочевые маршруты. В области расселения переход на оседлость эвенков и бурят сформировал новую расселенческо-поселенческую сеть, что сразу же, в совокупности с изменением природопользования и снижением возможностей выживания коллективов, сказалось на демографической динамике местных сообществ.

Оседлый образ жизни, принуждение к нетрадиционным занятиям, в преддверии коллективизации и в ее первые годы, до закрытия границ в 1927 г., существовала эмиграция бурят в Монголию [Цыдыпова, 2013], эти явления подтвердили информанты Баргузинского Прибайкалья: «…наши предки еще в прошлом столетии откочевывали во внутреннюю Монголию, и даже еще до революции и частично в период революции. Они и сейчас живут там, и называют себя барга-буряадууд, их речь очень схожа с баргузинским диалектом» [Цыдыпова, 2008]. В с. Харамодун образовались смешанные группы бурят, эвенков и русских. Здесь же отмечается практически повсеместная встречаемость юрт по всему ареалу, но на значительном расстоянии друг от друга. Интересно, что в первые годы советской власти сохранялись кочевые хозяйства, об этом свидетельствуют данные о количестве скота на одно домохозяйство, а также отмечены записи «находится в тайге» [Цыдыпова, 2008]. Кейс-стади с. Харамодун Курумканского аймака и г. Баргузин Баргузинского аймака репрезентативны для исследуемой территории в целом, поскольку отражают характерное для нее этническое и хозяйственно-культурное разграничение типов освоения территории. Население с. Харамодун было представлено двумя этническими группами: буряты и позже русские. На 1924-й год здесь насчитывалось всего 15 домохозяйств, из них 2 состояли в коммуне. Численность населения - 71 чел., число родившихся составило 7 чел., умерших - 29. По данным за 1928-й год насчитывалось 90 домохозяйств. Из них 39 состояло в артели, 27 в коммуне, 21 единоличных хозяйства и 3 кулацких. Численность населения составляла 466 чел. На 1932-й год насчитывалось 119 домохозяйств. Из них 63 единоличных, 31 в коммуне, 13 в артели и 9 кулацких хозяйств.

Численность населения составляла 630 чел.

К концу XIX в. в г. Баргузин основную долю местного сообщества по численности занимала русская этническая группа, на втором месте - почти 33% еврейская община. При этом евреи составляли более 88% купеческого сословия города [Гармаев, 2004]. По данным похозяйственной книги г.

Баргузин Баргузинского аймака в 1924 году насчитывалось 240 домохозяйств, а численность населения составляла 1392 чел. За 1928-й год домохозяйств насчитывалось уже 53, а численность населения составляла 307 чел. По данным за 1932 год зафиксировано 60 домохозяйств населением всего 334чел.

Миграционные процессы в данных ключевых населенных пунктах имел противоположную направленность. Если в п. Харамодун в период 1924гг. наблюдается почти девятикратный рост численности населения, то в г. Баргузин за это же время – четырехкратный спад. Это объясняется в первом случае миграцией в поисках ресурсов жизнеобеспечения, а во втором – открывшимися после установления советской власти для ссыльных евреев и русских возможностями покинуть место ссылки и вернуться на родину.

Опираясь на данные похозяйственных книг с. Харамодун Мургунского сельсовета и с. Баргузин Баргузинского сельского совета, мы реконструировали некоторые особенности демографической ситуации местного сообщества Баргузинского Прибайкалья в период социалистических преобразований (таблица 3.4).

Таблица 3.4 Демографические показатели населения Баргузинского Прибайкалья Населенный пункт, годы: с.

Харамодун с. Баргузин

Параметры:

Средний размер семьи, чел. 4,7 5,5 5,3 5,8 5,8 5,6 % мужчин 46,5 49,8 47 53,3 60,6 48,2 % женщин 53,5 50,2 53 46,7 39,4 51,8 % детей до 15 лет 29,6 22,3 33,2 36,2 41,1 32,0 % пожилых (св. 60 лет) 4,2 9,9 12,7 7 7,5 8,4 % трудоспособного населения 63,4 45,5 49,8 53,4 48,2 53,9 (муж., жен. ) % в том числе трудоспособных 28,2 22,3 26,6 28,5 26,7 29 мужчин (18-59 лет) Число едоков на одного 3,4 4,5 4,3 3,6 3,7 3,4 взрослого мужчину, считая его самого % нетрудоспособного населения 36,6 54,5 50,2 46,6 60 46,2 Общая численность 15 84 119 240 53 60 домохозяйств Число мужчин на 100 женщин 80,1 96,1 114,7 114,5 124,2 116,5 трудоспособного возраста (16-59 лет) Естественный прирост (‰) -309,9 -34,3 -109,6 10,1 13 3 Сдвиг показателей численности населения в пользу с. Харамодун Курумканского района, свидетельствует о начале трансформации этнической структуры долины, которая во многом была обусловлена административнотерриториальными реформами и стимулированием миграции идеологическими и экономическими средствами. Причиной также послужили поиск лучших условий труда, высоких доходов и улучшения жилищно-бытовых условий. Несмотря на изменения численности населения в разы, средний размер семьи продолжает сохраняться стабильным и составляет 5,5 чел. Изменения связаны с миграцией семей между районами, а также вступлением в брачные узы. Большие семьи обусловлены высокой рождаемостью и семейно-родовыми традициями.

Высокая смертность и даже при стабильной рождаемости, обусловили значительную убыль населения в с. Харамодун Курумканского района.

Регресс объясняется не только низким уровнем жизнеобеспечения, заболеваниями, неурожаями, дискомфортными климатическими условиями, а прежде всего – насильственным переходом к нетрадиционному для бурят и эвенков земледелию. Это период «ломки», когда ведение хозяйства согласно веками сложившемуся порядку становится невозможным, а к новой отрасли этноколлективы не адаптированы, не имея ни достаточных для ведения земледелия угодий, инвентаря, опыта и знаний. Об этом свидетельствуют исследованные нами ранее хозяйственные показатели [Цыдыпова, 2013].

Статья выполнена при финансовой поддержке государства в лице министерства образования и науки РФ

Этнокультурный ландшафт как пространство, представляющее историко-культурную среду обитания конкретных народов, является важнейшим предметом исследования современной культуры. Понятие этнокультурного ландшафта зачастую является междисциплинарным, становясь предметом исследования таких наук как география, история, социология и др., однако в философских исследованиях затрагивается крайне редко. Актуальность предлагаемого исследования обуславливается рядом факторов, определивших своеобразие регионального культурного пространства приграничных территорий. Духовные и историко-культурные локусы региона, несущие в себе «неприкосновенный запас» ценностей культуры прошлого , могут рассматриваться в современной философии культуры через концепцию этнокультурного ландшафта как пространства сосредоточия и выражения региональной культуры.

Формирование этнокультурного ландшафта приграничья имеет свои нюансы, заданные современной функцией границы. Духовная культура этнических общностей внутри культуры региональной на стыке двух цивилизаций (Востока и Запада) способна транслировать элементы своей культуры не только в рамках этнокультурного ландшафта своей страны, но и на сопредельные приграничные территории. В настоящее время феномен региональной культуры приграничных территорий и ее выражение в этнокультурном ландшафте приобретает особое значение. Региональные культуры контактируют поверх государственных границ, перенося и закрепляя свои элементы за рубежом. В данном случае граница играет лишь формальное значение, что неизбежно влечет за собой трансформацию не только самого ландшафта, но и всей системы ценностей контактирующих территорий, что в свою очередь обуславливает степень их трансляции и восприятия в региональной культуре реципиента.

Старая, привычная граница с Китаем осталась на Дальнем Востоке и в Забайкалье (за небольшим, но существенным исключением - передачи небольших участков территории при демаркации). Однако и здесь радикально меняется ее роль. Произошел (или происходит) стремительный переход от границы как стены, барьера, одно время - почти линии фронта, к месту интенсивного стыка, контакта, взаимодействия. Радикально изменилось соотношение фундаментальных свойств границы - барьерности и контактности .

Данное обстоятельство также определяется и философским пониманием термина «граница», представляющим собой не только разделение, но и связь каждой отдельно взятой культуры.

При осуществлении культурно-ландшафтного районирования приграничных территорий одной из основных проблем является определение границ региональных этнокультурных ландшафтов. Эта ситуация осложняется культурфилософской составляющей данных территорий, выраженной системой региональных культурных ценностей, а также проблемой определения самого социокультурного пространства приграничья, не имеющего четких очертаний. К тому же в настоящее время политические границы не всегда соответствуют культурным рубежам . Решение данной проблемы является сложной задачей, что связано как со спецификой самого понятия «этнокультурный ландшафт», так и с тем, что на сегодняшний день нет однозначной универсальной методики культурно-ландшафтного районирования .

Междисциплинарное направление позволяет интерпретировать ландшафт как пространство культуры, которая играет более важную роль, чем сама «освоенная» территория . Можно говорить о прочтении природных ландшафтов конкретным этническим сообществом - носителем культуры. Соответственно, этнический фактор, формирующий и опосредующий геокультурное пространство, дает основание определять ландшафт не столько как культурное, но в большей степени как этнокультурное образование. В соответствии с классификацией, предложенной А.А. Андреевым, и обращая внимание на важность включения этнокультурного компонента в описание таксономической единицы, приграничные этнокультурные ландшафты РФ-КНР можно отнести к типу «культурных ландшафтов», представляющих собой систему взаимосвязанных культурно-ландшафтных единиц, объединенных общими культурными связями. В пределах таких единиц сохраняется общность культурных, исторических, социальных, этнических и др. признаков. Немаловажным фактом является то, что речь не идет о форме трансграничного ландшафта, но, по крайней мере, о двух единицах, представляющих свои региональные культуры. Статус «приграничности» определяется лишь прилеганием к границе.

Этнокультурные ландшафты приграничья РФ-КНР, сравнение которых выполнено в настоящем исследовании, охватывают территории вдоль российско-китайской границы, однако не образуют единое целое, т.к. структурируются региональными культурами по разные стороны границы. Их феномен заключается в том, что отдельные культурные образцы транслируются и закрепляются «материально» поверх данных границ. И степень их трансляции зависит лишь от желания принять или не принять их ландшафтом культуры-реципиента. В данном контексте справедливым считаем мысль Л.В. Смирнягина о том, что «…чем сложнее объект исследования, тем более „гибкой“ и „мягкой“ должна быть методика этого исследования» .

В нижеследующей таблице приведен ряд особенностей формирования этнокультурных ландшафтов российско-китайского приграничья:

Таблица 1. Особенности формирования этнокультурных ландшафтов российско-китайского приграничья

На основании вышеизложенного можно сделать вывод о том, что приграничный этнокультурный ландшафт характеризуется следующей совокупностью особых признаков его функционирования:

Активность и насыщенность межрегиональных контактов;
- одновременность влияния культурных центров и регионального компонента;
- этнокультурная толерантность;
- смешение архитектурных стилей;
- зависимость жителей приграничья от политики правительств обеих сторон;
- динамизм самого этнокультурного ландшафта.

Этнокультурный ландшафт как межкультурное пространство (вне зависимости от его происхождения и распространения) в рамках философского исследования представляется крайне неоднородным. Так, этнокультурный ландшафт Забайкальского края крайне сложно разграничить на пространство обитания конкретных этносов, поскольку их представители живут в данном пространстве на протяжении многих столетий и вполне могут считать себя коренными жителями. Важным культурным ресурсом Забайкалья выступает многонациональный этнический состав с достаточно постоянным процентом преобладающего населения: русские, буряты, украинцы, татары, армяне, белорусы. Данный факт характеризует и этнокультурный ландшафт Северо-Востока Китая как поликультурного региона страны, который сформирован народностями, относящимися к тунгусо-маньчжурской, монгольской и алтайской группам народов. Таким образом, в контексте трансляции на данных приграничных территориях культурных традиций большого многообразия этносов, вполне обосновано применение понятия «этнокультурный ландшафт» как сосредоточение региональных практик социокультурного взаимодействия указанных выше групп народностей.

Причиной неоднородности этнокультурного ландшафта является, как уже говорилось выше, неоднородность культур, населяющих его этносов, что проявляется и в функционировании самого ландшафта под воздействием воплощающихся культурных ценностей регионов. В результате этого крайне сложно отнести определенный ландшафт к достоянию конкретного этноса . Наиболее отчетливо данное свойство проявляется в этнокультурном ландшафте приграничья, когда, к примеру, материальная и духовная культура приграничного Северо-Востока Китая определяется большим заимствованием элементов региональной культуры русского этноса.

Неоднородность этнокультурного ландшафта приграничья проявляется и в том, что он имеет свое сосредоточение. Так, центром и вектором формирования этнокультурного ландшафта Северо-Восточного региона КНР стало строительство КВЖД и становление г. Харбин как места концентрации культурных ценностей, новаций и традиций русской эмиграции в Китае .

Понятие «этнокультурный ландшафт» имеет непосредственное отношение к понятию «региональная культура». Представляя этнокультурный ландшафт как региональное культурное пространство, стоит вспомнить высказывание А. Моля о том, что «культура равна ее пространству». Именно поэтому этнокультурный ландшафт представляется как конструируемое региональной культурой пространство, одной из главных характеристик которого является уровень воплощения той совокупности культурных особенностей (как материальных, так и духовных), которые восприняты ландшафтом каждой приграничной территории. Важным свойством культуры является ее региональность, связанная с пространственно-временной локализацией социокультурных процессов. На тесные связи этносов с природными ландшафтами указывал Л.Н. Гумилев, определявший этнос как «явление географическое, всегда связанное с вмещающим ландшафтом, который кормит адаптированный этнос». В данном контексте необходимо отметить, что этнокультурный ландшафт представляет также физическое и ментальное выражение региональных культур взаимодействующих этносов. Поэтому вполне справедливым становится рассмотрение этнокультурного ландшафта не только как материальной формы регионального культурного наследия, но и в большей степени как транслятора региональных культурных традиций.

Далее, выделяя такую важную характеристику этнокультурного ландшафта как осмысленность пространства населяющими его этносами, можно также выявить и ее противоречивость в трех контекстах.

Первый определен включением и репрезентацией разнообразного количества этносов, формирующих один ландшафт. Второй связан с приграничным положением самого ландшафта, которое определенным образом нивелирует культурные образцы национальной культуры через ее региональный вариант и заставляет отчасти принимать культурные правила соседней приграничной территории. Третий определяет этнокультурный ландшафт приграничья как «пограничный ландшафт».

Можно определить еще одно важное свойство этнокультурного ландшафта приграничья. Оно заключается в том, что ландшафт существует не только потому, что определенные группы людей считают себя его частью, но и потому, что региональные культуры приграничных территорий как фактор формирования рассматриваемого типа ландшафта, уязвимы именно в силу своей взаимообусловленности друг от друга и вынуждены приспосабливаться друг к другу.

При анализе этнокультурного ландшафта приграничья становятся очевидны не только приоритеты населения конкретной территории, но и динамика иерархии ценностей в контексте межкультурного взаимодействия двух приграничных культур. Ретранслируя систему ценностей региона, приграничный этнокультурный ландшафт отражает и ценностные ориентации его создателей, определяя степень их значимости на каждом историческом этапе развития. Региональная культура в данном случае выступает в роли системы ценностей и ценностных ориентаций, а процессы культурной диффузии средством их распространения.

Опираясь на классификацию общекультурных ценностей, предложенную отечественным культурологом Б.С. Ерасовым (который выделяет ценности витальные, социальные, политические, моральные, религиозные и эстетические), стоит согласиться и с мнением А.А. Шишкиной о том, что «ландшафт, его формирование и отношение к нему, несомненно, являются маркером нравственных, познавательных, воспитательных и даже политических ценностей общества, поскольку человек, создающий культурный ландшафт, неизбежно включает его в свое бытие» . Этнокультурный ландшафт приграничных территорий РФ-КНР, формируемый универсальными для каждой нации ценностями (т.е. нормами, которые способствуют формированию толерантного отношения к «чужому»), вместе с тем опосредован и соответствующими национальными традициями и ценностями регионального характера, связанными с культурой, религией, историческими традициями взаимодействующих этносов.

Этнокультурный ландшафт приграничья как социокультурный феномен можно классифицировать именно через ценностные ориентации его населения. Функционирование этнокультурного ландшафта в приграничном социокультурном пространстве обусловлено не только особенностями жизнедеятельности местного населения, но и теми формами межкультурного взаимодействия, когда идет взаимообмен ценностями. Выделим те ценности, которые являются основными в эффективном функционировании приграничного этнокультурного ландшафта: стремление к достижению гармонии с природой; традиционализм; высокий уровень самоорганизации; толерантность.

Обращение к ценностной составляющей приграничного этнокультурного ландшафта позволяет охарактеризовать его как средоточие совокупности культурных образов исторически населяющих приграничные территории народов, играющих роль регионального культурного каркаса территории. В частности, формирование этнокультурного ландшафта Забайкалья имеет давнюю историю, заметный след в которой оставили буряты, эвенки и семейские, первыми заселившие данную территорию. Показанная ниже совокупность отраженных в материальных формах культурных ценностей народов придает этнокультурному ландшафту Забайкалья определенное своеобразие.

Так, духовными центрами бурятского буддизма издавна считаются дацаны,представляющие собой своеобразные монастырские поселки. Этническими символами буддистов, отражающими их ментальность, стали: буддийские дацаны (Иволгинский, Агинский и др.); гора Алханай - одна из мировых святынь буддизма. Традиционный вид дома - юрта, становится достаточно редким, но сохраняется уважение к ней как традиционному виду жилища. У бурят существуют также священные места, где устраиваются молебствия, которые часто можно встретить на видных местах, у дороги. Их сразу можно отличить по столбам - сэргэ или бариса, обвязанных разноцветными платками и лентами .

Эвенки,адаптируясь к природно-экологическим условиям, старались выработать наиболее эффективную модель жизнеобеспечения, впоследствии принявшую следующие формы, запечатленные в этнокультурном ландшафте региона: охотничьи, рыболовные и пастбищные угодья; смена кочевого и оседлого периода жизнедеятельности как способ сезонно-сменного освоения угодий, во время которого менялась доминанта добывающих отраслей хозяйства на тот или иной источник природных продуктов; закрепление в религиозно-этической практике изъятия из природных запасников ровно такого количества ресурсов, которое не подрывало бы воспроизводящих основ природы .

Семейские Забайкалья строго соблюдают традиционные нравы и обычаи, ведут натуральное хозяйство, сохраняют привычные обряды и одежду. До недавних времен сохранялись многие элементы культуры, типичные для России XVIII-XIX веков. Это проявляется в «семейской» технике строительства жилищ и архитектуре, резьбе и росписях по дереву и т.д. Жизненность культурной традиции у семейских во многом определяется ее глубоко народным характером, идущим от ее крестьянского труда, вобравшего в себя заботы земледельца и ремесленника, труженика и художника. Четырехстенная изба семейских имела традиционную русскую планировку жилища. Дома на улицу ставились торцовой, или длинной стороной, иногда окна смотрели на улицу, иногда дом выходил глухой стеной. Как правило, они выступали на улицу и располагались в одну линию. Сохранялась и традиционная русская застройка крестьянской усадьбы .

Что же касается региональной культуры Северо-Восточного региона КНР, то она вобрала в себя культурное многообразие ханьской, тибетской, маньчжурской и других культур национальных меньшинств. Отмечается, что региональная культура приграничных территорий КНР обладает так называемыми «видимыми» характеристиками: участок Великой китайской стены (расположенный на территории Внутренней Монголии); памятники и раскопки древней первобытной культуры как материальные формы национального культурного наследия. Часть культурных ресурсов региона связана с именем Чингисхана: мавзолей Чингисхана; единственный в мире храм Чингисхана. Другой достопримечательностью регионального этнокультурного ландшафта является один из крупнейших ламаистских храмов - монастырь Дачжао .

На основе выделенных характеристик этнокультурного ландшафта приграничья необходимо также сказать и о целенаправленной деятельности этносов по включению его в культуру региона, и как следствие, невозможность восприятия ландшафта без соотнесения с ней. Именно поэтому этнокультурный ландшафт приграничья, несмотря на все его противоречивые характеристики, необходимо рассматривать именно в совокупности с той региональной культурой, которая его формирует.

В социокультурном пространстве приграничного взаимодействия РФ-КНР исследование этнокультурных ландшафтов поможет приблизить к ответу на вопрос: какова роль культурной уникальности российских приграничных регионов в формировании культурных практик не только внутри собственной страны, но и в общемировых процессах развития культур. Системное исследование данного процесса может стать концептуальной основой для внедрения процессов комплексной трансляции региональных культурных элементов на приграничные территории Китая с целью недопущения повышенного влияния китайского культурного фактора и сохранения культурной идентичности российского приграничья.

После сопоставления понятий «региональная культура» и «этнокультурный ландшафт» отметим, что их соотношение и взаимообусловленность очевидна. Ландшафт представляет собой носителя всех свойств региональной культуры, опосредованной приграничным положением. Обе категории находятся в постоянном активном взаимодействии. Представляя свои свойства в социокультурном пространстве приграничного взаимодействия, они опосредуют те культурные элементы (нормы, ценности, правила, традиции и свойства, выраженные как духовно, так и материально), которые немыслимы без своего единства. Можно говорить об этнокультурном ландшафте как о прямой проекции региональной культуры, ее рефлексии. Приграничный этнокультурный ландшафт опосредован также «живым» характером своего пространства, осуществляющего свои функции не только сквозь связь прошлого, настоящего и будущего, но и сквозь государственные границы, вопрос о функциях которых с точки зрения социокультурного аспекта требует дальнейшей разработки.

Литература
1. Вардомский Л.В. Приграничный пояс России: проблемы и тенденции развития // Россия и современный мир. 2000. № 2.
2. Дирин Д.А., Красноярова Б.А. Культурно-географические особенности формирования и функционирования нового приграничья // Мир науки, культуры, образования. 2010. № 6 (25).
3. История и культура народов Забайкалья в XVII-XIX веке. Встреча народов и цивилизаций .
4. Культурный ландшафт как объект наследия / Под ред. Ю.А. Веденина, М.Е. Кулешовой. М., 2004. 620 с.
5. Ли Пин. Культурная регионализация в условиях межкультурного взаимодействия (на примере автономного района Внутренняя Монголия КНР). Чита, 2008. 21 с.
6. Ляпкина Т.Ф. Архитектоника культурного пространства Восточной Сибири (конец XVII - начало XX вв.): дисс. … д-р культуролог. Санкт-Петербург, 2007. 23 с.
7. Морозова В.С. Феномен региональной культуры в социокультурном пространстве приграничного взаимодействия РФ-КНР. М., 2011. 224 с.
8. Смирнягин Л.В. Районы США: портрет современной Америки. М., 1989. 384 с.
9. Шишкина А.А. Культурное пространство и культурный ландшафт как формы отражения культуры // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 7 (13).
10. Шишкина А.А. Ценности культурного ландшафта: история и современность // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 6 (12).

Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: Т. XLIII, ч. 2 / Редколл.: А.И. Кобзев и др. - М.: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт востоковедения Российской академии наук (ИВ РАН), 2013. - 487 стр. (Ученые записки ИВ РАН. Отдела Китая. Вып. 9 / Редколл.: А.И.Кобзев и др.). С. 308-317.

Введение

ГЛАВА I. ЭТНОКУЛЬТУРНЫЙ ЛАНДШАФТ: ПРОБЛЕМЫ ОПРЕДЕЛЕНИЯ И ИЗУЧЕНИЯ

1.1. Теоретико-методологические основы изучения этнокультурного ландшафта 9

1.2. Структура и факторы формирования этнокультурного ландшафта горных территорий 155

ГЛАВА II. ЭТНОГЕНЕТИЧЕСКИЕ И ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ КАРАЧАЕВСКОЙ ОБЩНОСТИ

2.1. История формирования населения Карачая 20

2.2. Эволюция расселения и исторические районы Карачая 277

ГЛАВА III. ФАКТОРЫ ГЕОКУЛЬТУРНОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ КАРАЧАЯ

3.1. Природные факторы 53

3.2. Социальные факторы 72

ГЛАВА IV. КУЛЬТУРНО-ЛАНДШАФТНОЕ РАЙОНИРОВАНИЕ КАРАЧАЯ

4.1. Этнокультурный ландшафтный район Большой Карачай 89

4.2. Тебердинский этнокультурный ландшафтный район 99

4.3. Зеленчукский этнокультурный ландшафтный район 105

4.4. Этнокультурный ландшафтный район Малый Карачай 111

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 120

ЛИТЕРАТУРА 124

ПРИЛОЖЕНИЕ 135

Введение к работе

Актуальность исследования. Карачаево-Черкесская республика -уникальный поликультурный регион Северного Кавказа, сформировавшийся в результате исторически длительного взаимодействия этнокультурных сообществ традиционного типа с вмещающей природной средой.

Карачаевцы населяют главным образом южную и восточную часть республики. Здесь сохранилась первичная природная среда, послужившая основой формирования традиционных форм самобытной карачаевской культуры. Вхождение Карачая в сферу влияния Российской и общемировой культур привело к видоизменению традиционной культуры, ее насыщению инновационными элементами.

Изучение пространственных особенностей формирования и эволюции традиционной карачаевской культуры весьма актуальная, практически не изученная проблема. Проведение культурно-географического исследования Карачая возможно на основе культурно-ландшафтной концепции. В соответствии с ней формирование культурных ландшафтов Карачая можно представить как процесс обустройства карачаевцами "своего" пространства исходя из собственных традиций и окружающей их социокультурной и природной среды. Более того данные ландшафты можно отнести к категории этнокультурных, так как субстратной основой его формирования является достаточно выделенный карачаевский этнос воспроизводящий и в настоящее время многие элементы традиционной культуры.

Изучение особенностей формирования этнокультурного ландшафта Карачая в XIX в. по 30-е годы XX в. представляет особый интерес, так как позволяет:

4
* - выявить механизмы формирования традиционной структуры гео-

культурного пространства Карачая, которые происходили до середины XIX века;

Определить пространственные характеристики происходивших в
конце XIX начале XX вв. социокультурных изменений, более аргумен
тировано оценить последствия этих изменений;

Оценить возможности прогрессивного, гармоничного развития со-
д временной этнической культуры Карачая и сохранения этнокультурного

ландшафта в целом.

Такие исследования позволяют реализовать исторический принцип в изучении современного геокультурного пространства, способствуют определению реликтовых" культурных элементов региона, являющихся основой для выявления и сохранения территорий культурного и природного наследия, более того, они могут стать научной базой для возрождения элементов живой традиционной культуры, что в конечном итоге позволяет сохранить уникальные этнокультурные ландшафты.

Только в условиях разнообразия культур возможно сохранение культурного и природного генофонда регионов. В условиях гармонично-го сосуществования традиционных и инновационных сфер человеческой деятельности появляются реальные предпосылки для нормального функционирования общества, рационального природопользования, устойчивого развития регионов.

Цель работы: выявление особенностей формирования структуры этнокультурного ландшафта Карачая с XIX века по 30-е гг. ХХвека.

Задачи исследования:

Выявление факторов формирования этнокультурного ландшафта Карачая в конце XIX - начале XX вв;

5
^ -выявление процесса образования этнокультурных ландшафтов, а

также изменений, происходивших с XIX в. по 30-е гг XX в.;

Разработка культурно-ландшафтного районирования;

Объект исследования: геокультурное пространство Карачая.

Предмет исследования: процессы и результаты культурно-ландшафтной дифференциации Карачая конца XIX - начала XX вв.

Основным познавательным средством исследования является ланд-
\Х^ шафтное моделирование, посредством которого конструируются ланд-

шафтные образы ретроспективного геокультурного пространства Карачая.

Теоретико-методологическую основу и методику исследования составляют: концепция геопространства (B.C. Преображенский, Э.Б. Алаев, У.И. Мересте, С.Я. Ныммик); ландшафтный подход (B.C. Преображенский, А.Г. Исаченко); культурологические и этнографические концепции (Э.С. Маркарян, Ю.В. Бромлей), представления о геокультурном пространстве (А.Г. Дружинин); культурно-ландшафтный подход и концепция культурного ландшафта (Ю.А. Веденин, Р.Ф. Туровский,

Б.Б. Родоман, В.Л. Каганский), разработки в области этнокультурного

ландшафтоведения (В.Н. Калуцков, А.А. Иванова, А.В. Лысенко).

Методика исследования основана на культурно-ландшафтном, экологическом и историко-географическом подходах, на общенаучных методах - описательном, сравнительном, историческом, статистическом, многофакторного анализа, моделирования, а также на географических -картографического и районирования.

Информационную базу составляют: этнографические исследования хозяйства и культуры Карачая (А.А. Атаманских, Э.М. Кулчаев, Х.О. Лайпанов, И.М. Мизиев, В.П. Невская, В.М. Согоев, С.А. Хапаев);

статистические сведения, фондовые и архивные материалы, исторические карты, а также результаты собственного исследования традиционной культуры Карачая.

Научная новизна работы:

На основе историко-географического анализа физико-географических и этносоциальных процессов проведена реконструкция культурно-ландшафтной структуры XIX - начала XX веков на территории Карачая;

Выявлена эволюция и динамика этнокультурных ландшафтов Карачая;

Описана традиционная этноэкологическая топонимическая систе
ма культурных ландшафтов Карачая;

Составлены тематические карты, характеризующие социокультурные и природные процессы, происходившие на территории Карачая;

Проведено культурно-ландшафтное районирование.
Практическая значимость: использование результатов исследова
ния возможно:

Для выявления и восстановления объектов и территорий наследия, элементов живой традиционной культуры Карачая;

Как составную часть спецкурсов по культурной географии;

При разработке социально-экономических и социо-культурных программ развития Карачаево-Черкесской республики;

Как методической основы для дальнейших культурно-ландшафтных исследований.

На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:

1. Особенностями формирования геокультурного пространства в го-

7 pax являются: устойчивость традиционных форм культуры, что связано с закрытостью и высокой степенью изолированности горного пространства; ограниченность и специфичность природно-ресурсного потенциала; а также преобладание вертикальных морфологических структур.

Природно-ландшафтная структура региона в совокупности с особенностями традиционных элементов культуры определили организацию пространственной структуры горного этнокультурного ландшафта, его центрированность.

Исторические факторы обуславливают формирование на территории Карачая 4-х районов, отражающих динамику культурно-ландшафтной структуры региона в изучаемый период.

Социо-культурные факторы (экономические, демографические и политические) способствовали формированию многослойной структуры этнокультурных ландшафтов с выделением традиционных и новацион-ных пластов культуры.

По совокупности природных, исторических, экономических, демографических и политических особенностей пространственной дифференциации разработана система таксономических единиц и проведено культурно-ландшафтное районирование.

Апробация работы и публикации. Основные положения работы докладывались на международных, всероссийских и краевых конференциях: «Научная сессия преподавателей и аспирантов» (Карачаевск, 1998); «Научная конференция молодых ученых» (Нальчик, 1999); «Всероссийская научная телеконференция «Биогеография на рубеже XXI века» (Ставрополь, 2001); «Устойчивое развитие горных территорий: проблемы регионального сотрудничества и региональной политики горных районов». Тезисы докладов IX международной конференции (Владикав-

8 каз, 2001); круглый стол «Российская цивилизация на Северном Кавказе» (Ставрополь, 2001); «Университетская наука - региону» (Ставрополь, 2000, 2001, 2002); а также на заседаниях научно-методических семинаров кафедры физической географии Карачаево-Черкесского государственного педагогического университета, Ставропольского государственного университета, Карачаево-Черкесского краеведческого музея.

Материалы диссертации использовались в подготовке учебника для общеобразовательной школы «География Карачаево-Черкесской Республики» (2000) и в учебном процессе при чтении курса «Системы природопользования».

Структура работы определена методикой исследования и соответствует задачам, посредством которых реализуется цель исследования. Работа включает четыре главы, заключение, приложение.

В ней 134 страницы текста, 9 рисунков, список литературы включает 120 наименований.

9
^ ГЛАВА I

ЭТНОКУЛЬТУРНЫЙ ЛАНДШАФТ: ПРОБЛЕМЫ ОПРЕДЕЛЕНИЯ И ИЗУЧЕНИЯ

1.1. Теоретико-методологические основы изучения этнокультурного ландшафта

«} В условиях углубляющегося экологического кризиса и обострения

социально-экономических, политических и этнических проблем отмечается возросший интерес общества к базисной региональной культуре. Приходит понимание, что только в условиях разнообразия культур, в единении традиционных и новационных сфер человеческой деятельности появляются реальные предпосылки для нормального функционирования общества и рационального природопользования. Переосмысление роли культуры в жизни общества - содержательное ядро социокультурного подхода, отражающего наметившуюся смену самой парадигмы социокультурного развития: от техноцентризма к культуроцентризму. Рассмотрение существующих в современном российском обществе про-блем через призму культурологических представлений позволяет выявить корни деструктивных социальных процессов, а также определять тенденции их развития.

Современная культура исторична. Передаваемый из поколения в поколение опыт поведения индивидов закрепляется в традициях. Учет этого свойства культуры исключительно важен для выделения инвариантных устойчивых черт в способах деятельности субъектов современной культуры, обеспечивающих избирательное внедрение и трансформацию возникающих инноваций. Именно поэтому нормальное воспроизводство

10 традиционной культуры - важнейшее условие устойчивого, прогрессивного развития общества. Неслучайно в современном обществе существенно возрос интерес к базисной региональной культуре, сохранение и возрождение которой становится одним из важнейших факторов оптимизации взаимоотношений всех сфер общественной жизни.

Важным свойством культуры является её региональность, связанная с пространственно-временной локализацией социокультурных процессов. Из их числа наиболее интересны для исследования этнические и субэтнические общности. На тесные связи этносов с природными ландшафтами указывал Л.Н. Гумилев, определявший этнос как "... явление географическое, всегда связанное с вмещающим ландшафтом, который кормит адаптированный этнос" . При этом разнообразие этносов

увязывается с разнообразием природных ландшафтов Земли.

Одним из наиболее продуктивных направлений географических исследований культуры становится ландшафтоведение . Исторически зародившись как отрасль комплексной физической географии, объектами которой выступают сложные природные, а затем природно-антропогенные системы - ландшафты, ландшафтоведение все более превращается в общее географическое направление . Ещё полвека назад Л.С. Берг трактовал понятие "ландшафт" в общегеографическом ракурсе. "Под именем географического ландшафта - писал он - следует понимать область, в которой характер рельефа, климата, растительного покрова, животного мира, населения и, наконец, культура человека сливается в единое гармоническое целое, типически повторяющееся на протяжении известной (ландшафтной) зоны Земли ". Современные теоретические модели и представления, направленные на выявление закономерностей формирования, строения, структуры функционирования, динамики и эволюции, территориальной дифференциации и интеграции ландшафтов, должны широко использоваться не только в естественнонаучных, но и в общегеографических региональных исследованиях.

Концепция культурного ландшафта базируется на гуманитарно-экологической ориентации и ландшафтном подходе. Первая создается с учетом ее разнообразных связей с природной и этнической средой, вто-

12 рой предусматривает при ее описании и изучении "выделение пространственных координат". Автором понятия "культурный ландшафт" является американский географ Карл Зауэр.

В зарубежной литературе его идеи развивали О. Шлютер, К. Солтер, Т. Джордан, Л. Раунтри и др. Культурный ландшафт понимается ими как искусственный ландшафт, созданный людьми в процессе заселения территории. В советской и российской школах предпочтение отдавалось изучению природных ландшафтов, а культурный ландшафт понимался как его аналог, измененный человеком . Наиболее серьезные работы по культурному ландшафту публикуются в 90-е годы (Ю.А. Веденин, В.Л. Каганский, В.Н. Калуцков, Р.Ф. Туровский, Л.А. Иванова и др.). Ю.А. Веденин выделяет в культурном ландшафте два слоя - культурный и природный. При этом культурный слой включает пласты материальной культуры, создающей внешний облик ландшафта, и духовной культуры . Духовный компонент составляет невидимое содержание культурного ландшафта. Она не выражена непосредственно на местности, но присутствует в сознании людей. "Культурный слой в период своего накопления становится все более значимым в ландшафте и со временем превращается в доминирующий фактор его дальнейшего развития" .

Опираясь на культурологическую методологию, теория ландшафта приобретает новое, более широкое применение в рамках разработанной Ю.А. Ведениным общей концепции культурного ландшафта. Она аккумулирует в себе лучшие традиции отечественного ландшафтоведения, приобретая лидирующую роль в изучении связей общества и природы. В этой концепции культурный ландшафт интерпретируется как "... целостная и территориально локализованная совокупность вещества, энер-

13
Ч гии и информации, сформировавшихся в результате спонтанных при-

родных процессов, преобразовательной и интеллектуально-созидательной деятельности людей" .

Под культурным ландшафтом понимается культура местного сообщества, сформировавшаяся как результат его жизнедеятельности в определенных природных условиях, взятая в ее целостности .

Эвристическая ценность понятия "ландшафт" в том, что с его по-
.,\ мощью можно описывать сложные комплексы явлений, формирующих-

ся на земной поверхности. Культурный ландшафт имеет компонентную и территориальную структуру. В числе основных компонентов культурного ландшафта А.А. Иванова называет:

Природный ландшафт как его материальная основа;

хозяйственная деятельность как фактор его изменения;

селитьба как способ его пространственной организации;

сообщество людей, взятое в его этнологическом, социально-семейном и прочих аспектах;

языковая система;

духовная культура (словесное, музыкальное, изобразительное, хореографическое и другие виды искусств).

По В.Н. Калуцкову важнейшими свойствами территориальной структуры культурного ландшафта являются: центрированность, иерархичность, полимасштабность, анизотропность.

В настоящем исследовании в качестве фундаментальных категорий рассматриваются понятия "геокультурное пространство" и "культурный ландшафт". Геокультурное пространство нами понимается "как закономерное сочетание объектов культуры, синтезируемых из разнообразных элементов (природных и социальных, материальных и идеальных), сформировавшихся в результате геокультурных процессов

14 сформировавшихся в результате геокультурных процессов (пространственно-временных проявлений культурогенеза)" . Географические индивидуумы, составляющие геокультурное пространство, и есть культурные ландшафты. Их мозаика, иерархия, внутренняя структура отражают организацию геокультурного пространства .

Субстратной основой обособления культурных ландшафтов можно считать пространственно выделенные группы населения, имеющие специфические культурные особенности. Духовно-интеллектуально и материально-практически осваивая вмещающее социоприродное пространство, эти общности формируют интегральную, целостную совокупность природных и социокультурных элементов с достаточно разнородной и уникальной структурой, а также с особой организацией пространства.

Из разнообразного спектра культурных ландшафтов, формирующихся на базе региональных культур, наибольший интерес, как научный, так и практический представляют этнокультурные ландшафты, поскольку и по сей день, особенно в Северо-Кавказском регионе, геокультурное пространство в значительной степени дифференцируется на основе этнической специфики. Более того, в условиях политической и социально-экономической нестабильности роль этнического фактора в организации геокультурного пространства существенно возрастает. Как и прежде, этнические характеристики остаются инвариантными для многих современных культурных ландшафтов Кавказа.

Этнокультурный ландшафт - это освоенное этнокультурным сообществом пространство, где сложились ярко выраженные формы традиционной культуры, имеющие культурную обособленность и незначительную интеграцию с инокультурной средой .

15 1.2. Структура и факторы формирования этнокультурных ландшафтов горных территорий

Процесс формирования культурных ландшафтовв в горах существенно отличается от такового на равнинных территориях. В горах развитие этого процесса менее динамично. Это связано, во-первых, с закрытостью и высокой степенью изолированности горного пространства, что способствует формированию устойчивых форм традиционной культуры. Во-вторых, со специфичностью и ограниченностью ресурсного потенциала природных ландшафтов, формирующих ограниченное колличество вариантов природопользования. И в-третьих, определяет специфику структурирования такого пространства с преобладанием вертикальных структур, то есть высотных поясов.

Процессы этногенеза, формирование материальной и духовной культуры в горах в большей степени, чем на равнине зависели от природных ландшафтов. В этой ситуации в качестве методологической категории можно использовать понятие места , для которого характерна нерасчлененность (целостность), ориентация на уникальность и историчность . За счет своей нерасчлененности место позволяет "удержать" природные и культурные процессы в их совокупности, что для этногенеза особенно важно. Место экологично, так как "мыслится как потенциальное жилище, как то, что может вмещать человека, стать домом" .

Другое базовое понятие геокультурного пространства - местное сообщество, под которым понимается социокультурная или этнокультурная территориально ограниченная общность людей, осознающая себя как целое . Для него характерна "общность людей", "место-

территория" в пределах определенных границ, социальное взаимодействие и чувство сообщества.

Возникшее этническое сообщество начинает обустраивать "свое пространство". Пространственная организация конкретного культурного ландшафта во многом определяется традициями местного сообщества, особенностями природного ландшафта и местного хозяйства .

Территориальная структура этнокультурного ландшафта связана с различиями от места к месту, особенностями геопространства, территориальной дифференциацией культур. Конструктивной основой изучения территориальных различий культурного ландшафта может быть представление об этнокультурном ландшафтнм районе как части жизненного пространства этнической группы населения, сформировавшейся во вмещающей дифференцированной горной природной среде и имеющей определённый набор морфологических единВцгистеме морфологических единиц этнокультурного ландшафтного района формируются две группы территориальных комплексов, которые накладываются друг на друга:

Территориальные культурно-природные, где природный фактор определяет культурный;

Местные природно-культурные, где системообразующую роль играет культурный компонент (населенные пункты, культовые места и

В качестве культурно-природных морфологических единиц, отражающих территориальную неоднородность района, выделяются высотные пояса, местности и урочища.

Культурно-природные высотные пояса составляют основу пространственной структуры горных районов. Они возникают на основе

17 природных высотных поясов и формируют основные типы природопользования. Культурно-природные местности понимаются как части жизненного пространства высотного пояса обособленной группы этнокультурного сообщества, "прикрепленного" к определенному месту и объединенного общей судьбой и чувством общности.

Культурно-природные урочища - часть жизненного пространства определенной родовой группы населения, имеющего различное функ-циональ-

ное назначение: хозяйственное (сенокосы, пастбища, лесозаготовки), культовое, рекреационное и др.

Природно-культурные комплексы являются основой централизова-ности пространства, представляя собой ядерные или нуклеарные по А.Ю. Ретеюму системы, где активную роль играет культурное начало. Примером такого комплекса является аул Учкулан, где шел процесс становления родовых групп и традиционной культуры карачаевского этноса.

В работах А.В. Лысенко выделяются две группы факторов, играющих важную роль в формировании этнокультурных ландшафтов: природные и социокультурные (социальные в широком смысле этого слова).

Природная составляющая этнокультурного ландшафта наиболее ярко выражена в производственной культуре и культуре непосредственного жизнеобеспечения. В первом случае природный ландшафт выступает как ресурсная база (природно-ресурсный фактор) производственной деятельности, во втором - как средоформирующий фактор, влияющий на физиологические параметры организма.

К социокультурным можно отнести все факторы культурогенеза, связанные с социальной сущностью человека в широком смысле слова. К ним относятся различные виды социальных отношений, конкретные способы их реализации в той или иной степени влияющих на территориальную организацию культуры. В группу важнейших социокультурных факторов можно объединить экономические, демографические и политические.

Формирование этнокультурных ландшафтов Карачая изучается посредством объединения природных, социокультурных, в т.ч. внешних и внутренних факторов в две группы:

культурно-ландшафтной интеграции, характеризующей насыщение геокультурных образований системообразующими элементами (компоненты доминирующей этнической культуры);

культурно-ландшафтной локальной дифференциации, формирующей морфологию этнокультурного ландшафта (культурно-природные компоненты).

Формирование этнокультурных ландшафтов горных территорий Северного Кавказа - результат исторически длительного взаимодействия социокультурных общностей традиционного типа с вмещающим жизненным пространством.

Очевидно, что важнейшим фактором обособления культурных ландшафтов региона стали внутренние социокультурные факторы (традиционная этническая культура) и тесно с ними связанные факторы природной среды. Природно-этнический регионализм проявлялся в формировании обособленных культурно-специфических систем.

Тесная связь традиционной культуры (в особенности производственной) с природной средой определила формирование определенных

19 типов адаптивных систем природопользования. В еще большей степени на геокультурный регионализм повлияла устойчивость традиционной социоструктурной культуры, определявшаяся крепкими родовыми связями и патриархально-феодальными отношениями. Социальная изолированность, дополняемая в горных районах природными барьерами, определила выработку оригинальных культурных форм четко выраженных в пространстве. Их значительное разнообразие - результат воздействия внешних социокультурных и отчасти природных факторов.

"*s ГЛАВА II

ЭТНОГЕНЕТИЧЕСКИЕ И ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ КАРАЧАЕВСКОЙ

ОБЩНОСТИ

2.1. История формирования населения Карачая

> . Карачаевцы - самоназвание народа - къарачайлы. Происхождение

Названия объясняют от имени легендарного родоначальника карачаевцев - Карчи. Исследования языковедов, археологов, этнографов, историков показали, что процесс формирования карачаево-балкарской народности в силу исторических условий был сложным. В нём приняли участие не один, а несколько компонентов при сохранении, однако, местного этнического ядра . Основное ядро - горцы Кавказа, жившие здесь с древнейших времён. Впоследствии на ядро наслаивались ираноязычные и тюркоязычные племена.

В материальной и духовной культуре карачаевцев прослеживаются связи с этой далёкой по времени кобанской культурой местного населения. Так, в качестве примера можно привести сходство в формах погребальных сооружений. Карачаевцы вплоть до принятия мусульманства (XVIII в.) над могилами умерших делали прямоугольные или овальные выкладки из крупных камней. Такие могильники, относя-

21 щиеся к XVII началу XVIII в., известны на южных окраинах аула Карт-Джурт и в других местах. В таких же могилах погребали своих умерших и их далёкие предки, жившие в кобанское и позднекобанское время на территории Карачая.

Из всего сказанного следует, что карачаевцы в своей основе являются древними обитателями Северного Кавказа. На протяжении столетий они прошли общие с другими горцами пути развития, что и обусловило известную близость их психологии, быта и культуры .

Итак, и внешний облик карачаевцев, их физический тип и образ их жизни, способы ведения хозяйства, жилище, одежда, материальная и духовная культура - всё говорит об их горском, кавказском происхождении.

В эпоху средневековья Северокавказскую Аланию населяли самые различные этнические группы с разным языком и культурой. Средневековые авторы часто называли "аланами" не только собственно алан,

23 но и вообще всех жителей Алании. Аланский язык стал предком осетинского языка, аланы явились одним из компонентов в формировании осетинской народности. Но это не значит, что аланы являлись предками только осетин. Исследования учёных показывают, что сармато-аланы сыграли определённую роль в формировании адыго-меотских племён, вайнахских народов - чеченов и ингушей, а также карачаевцев и балкарцев .

Тюркские племена стали проживать в верховьях Кубани с VI-VII вв. до н.э. Так, известно, что в 568 г. тюрки Западнотюрского каганата, направленные в качестве послов в Византию, на берег Чёрного моря, прошли через владения алан по верхнему течению р. Кофины (Кубань). С коїлда VII в., после распада болгарской державы Кубрата, какая-то часть болгар поселилась на территории Карачаево-Черкесии, в частности, в бассейне реки Джегуты и в районе Кисловодска, о чём говорят археологические памятники конца VII-XII в. - Кызыл-Калинское поселение, городище на Рим-горе и др., на которых найдены котлы с внутренними ушками, принадлежавшие, по мнению многих

24 учёных, болгарам. Болгары говорили на одном из тюркских языков. Сохранились образцы болгарской письменности. Тюркские надписи известны и на территории Карачаево-Черкесии. Это руны IX-X вв. Хумаринского городища.

В карачаевском языке есть некоторые признаки языка болгар, хотя и весьма слабые. Судя по исследованиям антропологов, у карачаевцев и балкарцев есть некоторые черты сходства с типом древних болгар, хотя они и принадлежат к другому антропологическому типу, нежели болгары .

Тюркоязычные племена, поселившиеся в верховьях Кубани и Зеленчуков и в более восточных районах, не могли жить изолировано от окружавших их местных племён. В частности, они могли передать свой язык какой-то части местного населения, в том числе - аланско-му.

Факты языковой тюркизации определённой части ираноязычных алан в VII-X вв. имели место. Так, хорезмский учёный ал Бируки (973-1048 гг.) сообщает, что аланы или асы ранее жили вместе с печенегами по нижнему течению Аму-Дарьи. После того, как эта река переменила своё русло, они переселились на берега Хазарского (Каспийского) моря. Язык этих алан-асов, по словам Бируки, смешанный, возник из хо-резмийского и печенежского. Хорезмийский язык, как известно, иранский, печенежский - тюркский. Таким образом, в X в. какая-то часть алан, жившая в Прикаспии, переходила от иранского языка к тюркскому.

Скорее всего, именно так происходило и в горных районах Кара-чая. Тюркизация некоторой части аланского и доаланского населения, жившего в горах Карачая, началась с приходом болгар и других тюрок

25
S с VI-VII вв. н. э. Особенно отчётливой она становится в IX-X вв., ко-

гда в этих местах появляется тюркская письменность.

Проникновение в эти районы кипчаков (XI-XIII вв.) не ослабило, а закрепило тюркоязычие населения и способствовало почти полному вытеснению иранского и доиранского (кавказского) языков в этих местах.

Итак, тюрки, проникшие на территорию Карачаево-Черкесии и в более восточные районы до прихода кипчаков, сыграли определённую роль в формировании карачаевской народности. В частности, они положили начало языковой тюркизации аланских и доаланских предков карачаевцев.

С XI в. в предгорные районы Карачаево-Черкесии заходили кипчаки (половцы, куманы). Об этом свидетельствуют кипчакские археологические памятники XI-XII вв. - каменные бабы и курганы в районе станицы Исправной, у аулов Таллык, Кубина, Икон-Халк и в других местах. В значительном количестве кипчаки заселили горы и предгорья Карачаево-Черкесии в XIII в., после монгольского нашествия. О том, что часть кипчаков, спасаясь от монголов в 1222 г., проникла в горы, сообщает современник этих событий, арабский автор Иби ал Асир. Кипчаки, проникшие в горы Северо-Восточного Кавказа, приняли участие в этногенезе кумыков. Кипчаки же, поселившиеся в горах Карачая и восточнее, явились одним из компонентов в формировании карачаевской народности .

Археологические исследования показывают, что некоторые типы карачаевских погребений (с овальными насыпями из камней) Карт-Джуртского могильника XVII - начало XVIII в. и Уллу-Камские курганные могильники XIV-XVI вв. генетически связаны с кипчакскими подкурганными погребениями.

26 подкурганными погребениями.

Антропологические исследования показали, что с приходом кипчаков особых изменений в антропологическом типе докипчакского населения Карачая не произошло.

Некоторые данные о связи материальной и духовной культуры карачаевцев с культурой кипчаков мы находим в этнографическом материале. Так, многие мотивы орнаментов, украшающих карачаевские войлоки-киизы, продолжают традиции кипчакского орнамента. Обычай изготовлять узорные войлоки-киизы не был характерен для алан, а также для северокавказских горцев. Следовательно, этот обычай идёт от кипчакских предков карачаевцев .

Таким образом, кипчаки внесли элементы своей материальной и духовной культуры в культуру местного населения. Антропологический тип местного населения они не изменили (местный кавказский тип оказался наиболее устойчивым и, несмотря на включение инородных элементов, продолжал сохраняться), язык, принесённый в горы кипчакскими пришельцами, одержал победу над теми языками, которые могли здесь звучать до прихода кипчаков.

Следовательно, процесс формирования карачаевского народа можно представить в краткой схеме следующим образом:

1. Основное ядро - местные горские племена, жившие в горах
Карачая с глубокой древности, начиная с кобанских племен, так как
они оставили археологические памятники, принадлежащие к
кобанской культуре.

В конце IV в. на это ядро наслоились аланы.

С VI-VII вв. сюда стали проникать тюркоязычные племена -болгары и др. Началась тюркизация какой-то части кобано-аланского

27
^ населения.

4. С XI в. здесь стали селиться кипчаки. В более значительном количестве они проникли в горные районы в первой четверти XIII в. С приходом кипчаков завершилась языковая тюркизация местного коба-но-аланского населения, уже в какой-то степени ранее тюркизирован-ного.

С XIII-XIV вв. карачаевцы имели свой язык, принадлежавший к
і , языкам кипчакской группы, общность психического склада и культу-

ры; существовала также известная территориальная общность.

Позднее на основе древней карачаевской народности стали формироваться современные карачаевцы. О расселении карачаевцев в XVIII в. мы находим данные у И.Гильденштедта. По его описанию, Карачай "лежит около вершины Кубани и смежен к западу с абазинским округом Башилбаем, а к югу - со Сванетией. С восточной стороны отделяет его горный хребет Чалпак от кабардинцев, живущих на Баксане" (рис. 1) .

2.2. Эволюция расселения и исторические районы Карачая

Территориальная структура этнокультурного ландшафта Карачая несет на себе печать исторического прошлого. На территории Карачая уже к концу XIX в. выделяются следующие исторические районы: а) Большой Карачай, б) Тебердинское ущелье, в) Зеленчукский г) Малый Карачай.

а) Большой Карачай с традиционной (базовой) культурой, где формировалось родовое расселение. Учкулан, расположенный в Ма-харском ущелье, в долине реки Учкулан являлся центром Большого

28 .

Караная. Этнология это характеризует двояко. Первое объяснение названия селения связано с его поздним происхождением - оно возникло после Карт-Джурта и Хурзука - третий товарищ (уч, юч - три; улан - товарищ). Если же исходить из географического расположения этого селения, то убедительно выглядит другая версия; селение это находится на стыке трех ущелий Хурзукского (Хурзук езен), Учкулан-ского (Учкулан езен) и Кубанского. Учкулан состоял из тридцати двух тийре (кварталов).

В Учкулане проживали:

Акбаевы х/ .

Токмак (1), Мазан (2), Якуп (6); Осман - Хаджи (7) - носят еще фамилию Кызылалиевы или Эзиевы; Ахмат (3), Мусса (2), Исхак (4), Джумук (5), Эльмырза (2), Чоппа (2), Хасан (2), Зекерья (2), Ахья (3), Магомет (1), Джанхот (5), Мусост (5), Ислам (3), Кудайнат (2), Тохдар (5), Батырбий (1), Солман (5). Всего 21 семья.

Кочкаровы

Смаил-эфенди (4) - как бывший кади народного суда получил участок земли в 200 десятин; Али-Солтан (6), Крым (3), Тау-Солтан (2), Темир-Солтан (2), Забит-Солтан (1), Ачау (5), Махай (5), Тейрикул (5), Солтан (1), Батыр (4), Батча (2), Адик (1), Зекерья (4), Осман (3), Ка-лагерий (8), Конали(2), Арык (1), Сарыбий (1), Шабат (3), Исхак (5), Калтур (4), Идрис (4), Саданук (5), Даулет-Герий (1), Крым (3), Дагир (2), Хусей (4), Рамазан (4), Махмут (3), Карбатыр (4), Тау-Солтан (4). Всего 32 семьи.

Герий (3), Абучай (5), Чубур (2), Хабча (2), Мырзакул (3), Мусса (3), Хуртай (4), Кучук (3), Мырзакай (2), Мусса (2), Акай (6), Ахмат (6), Чопеллеу (4), Кулча (7), Темир-Алий (5), Джантемир (2), Мамуш (4), Мамсур (3), Джамболат (3), Магомет (3), Шогаиб (2), Кобан (2), Таулу (2), Зеке (1), Тау Мырза (4), Ногай (1), Умар (6), Осман (6), Шонтук (3), Усеин (3). Всего 30 семей.

Байрамкуловы

Джашарбек (3), Мазан (3), Чубур (3), Гырту (3), Аслан (3), Дагир (3), Катур (2), Солтан (3), Тохдар (5), Сосурка (2), Бияслан (1), Даут (1), Аслан (2), Барак (2), Али (2), Тохдар (3), Али (1), Аслан-бек (1), Датта (1), Джарашды (5), Идрис (4), Кужмахан (4), Тукум (3), Крым (3), Астемир (3), Сулемен (1), Наго (1), Хаджи-Магомет (4), Алибий (1), Таулу (1), Тохдар (1), Бечу (3), Кемал (3). Хаджи-Герий (3), Хам-зат (5), Салты (1), Усеин (2), Ислам (4), Дебош (4), Идрис (4), Кулчора (3), Мусса (3). Всего 42 семьи.

Мырзаевы

Барак (2), Чотча (2), Мустафа (3), Гему (3), Шемахе (2), Махай (2), Герий (1), Магомет (1), Каншау (1). Всего 9 семей.

Кобаевы

Хаджи-Магомед (12), Зеке (1), Исмаил (1), Ахья (1), Али-Солтан (7). Всего 5 семей.

^ В скобках число детей.

Гаппоевы

Куденет (2), Давлетуко (2), Умар (2), Тохчук (2), Сулемен (2), Солтан (4), Хусин (3), Биногер (1), Мусса (5). Всего 9 семей.

Быттаевы

Мамуш (2), Исхак (2), Смаил (3), Тинибек (1), Байрамук (1), Алиса (2), .Асланмырза (2), Батыр-Мырза (2), Озарук (4), Каракуш (3), Семен (1), Кулча (1), Сокка (1), Биногер (3), Аубекир (3), Хаджи-Бекир (2). Всего 16 семей.

Алботовы

Умар (1), Солтан (1), Кази (1), Ахья (1), Кобан (1). Всего 5 семей. Отделились от Бостановых.

Кипкеевы

Ахья (4), Исхак (5), Даут (1), Тау-Солтан (3), Байрамали (1), Бай-рам (2), Хаджи-Магомет (7), Хаджи-Якуб (4), Солтан (4), Мырзакул (I), Сулемен (1), Узеир (3), Смаил (3), Шамаил (4), Хаджи-Ислам (3), Таучу (1), Даут (1), Мусост (4), Мамсур (4), Аслан (1), Ахмат (4), Куденет (4), Эльмырза (2), Смаил (4), Бида (1), Гиргока (2), Махмут (3), Даут (1), Хаджай (1), Шогайиб (1), Сулемен (4), Ажай (4), Идрис (3). Всего 34 семьи.

Джанибековы

Салим-Герий (7), Смаил (2), Салман (3), Али-Солтан (6), Эльмыр-

31
^ за (2), Даулет (3), Ислам (2), Доммай (2), Солтан (2), Багичи (4), Мазан

(9), Кулчора (2), Мырзабек (5), Ислам (4), Кулча (1), Сулемен (4), Казн (5), Оразай (2), Шогай (2), Смаил (2), Ахмат (3), Темир (3), Бек-Солтан (2), Кулчора (1), Джанган (4), Якуб (3), Хаджи-Мырза (1), Али-Солтан (4), Мыртаз (2), Мырза (2), Науруз (2), Даут (2), Башчи (1), Тукум (1). Всего 34 семей.

і . Коркмазовы

Идрис (6) , Али-Солтан (2), Койчу (1), Исхак (4), Якуб (1), Аскер (1), Каспот (4), Гилястан (7), Тау-Солтан (2), Туган (3), Конали (2), Исмаил (3), Дебош (3), Иссали (1), Джаммолат (3), .Ахья (1), Мусост (2), Эльмырза (1). Сарамырза (5), Хасан-хаджи (5), Шабат (1), Таукан (1), Джашарбек (1), Мустафа (4), Мамсур (3), Мусса (2), Имболат (4), Даулет-Герий (2), Агырджан (4), Аслан (1), Кагшан-Герий (2), Те-мирджан (2), Алибий (2), Шогай (1), Магомет (2), Сулемен {2), Юсуф (1), Магомет (1). Всего 38 семей.

Кантоны

^ Бора (9), Ибрагим (12), Якуб (2), Чубур (7), Мустафа (1), Батыр

(1). Всего 6 семей.

В центральном Учкулане были расположены следующие родовые кварталы: Кипкеевых, Кочкаровых, Коркмазовых, Алботовых, Каито-вых, Байрамуковых, Кубановых и Акбаевых.

Верхний Учкулан располагается в пойме реки Махар. Здесь в основном разместились следующие кварталы:

32 Мамчуевы

Орман (3), Батыр-Герий (3), Исса (6), Мусса (3), Мустафа (1), Салат (1), Джаммолат (3), Унух (3). Всего 8 семей.

Биджиевы

Джашарбек (5), Иналук (5), Якуб (4), Исса (2), Хусейн (5), Исму (4), Кара (3), Шогайиб (2), Хаджи-Зекерья (4), Темир (4), Аслан-Мырза (2), Шонтук Шемахо (6), Солтан (I), Мазан (2), Умар (2), Ахъя (2), Ахмат (2), Матай (2), Мусост (1), Даут (3), Сеит (3), Аслан (9), Куде-нет (4), Каплан (4), Шонтук (5), Солтан (2), Тамбий (2), Кеккез (I), Юнус (I), Осман (2), Басият (2), Крым (1), Кулчора (1), Ахья (3), Ба-тырша (3), Каншау (3), Ораз (3), Ганджа (3), Ибак (1), Сандали (1), Мустафа (2), Чотча (2), Ачау (1), Мамсур (1). Всего 44 семьи.

Салпагаровы

(часть фамилии обитала в с. Карт-Джурт на левом берегу р. Кубань)

Поручик Керты (5) - как офицер получил участок земли в 200 десятин; Рамазан (4), Исхак (5), Багиш (7), Идрис (4), Али-Солтан (5), Хаджи-Мурза Юсуп (1), Чухма (2), Томай (1), Орма (10), Эль-Мырза (8), Мисир (2), Солтан (1), Бий-Болат (5), Тохдар (2), Ислам (3), Юнус (3), Джантемир (2), Сулеме Джанибек (8), Гаима (8), Идрис (3), Исхак (2), Кара (2), Эльдаур (5), Ахья (2) Тау-Мырза (4), Умар (1), Байра (1), Каншау (1), Умар (3), Науруз (1), Уразай (5), Якуп (3), Мустафа (2), Исса (3), Тау-Солтан (4), Таулу (5). Всего 39 семей.

Кечеруковы

Количество детей в семье.

33 Юсуп (7), Исса-Хаджи (I), Кара-Мусса (1), Юнус (1), Джаммолат (2), Смаил (1), Теке (4), Мазан (2), Ахмат (2), Ахья (I). Всего 10 семей.

Урусовы

Шабат (1), Ахья (2), Хуштай (2), Чубур (2), Кобан (5), Ильяс (1), Алибек (2), Уста (3), Махмут (5), Ахмат (3), Мырзакул (7), Теке (1), Юсуф (I), Джаммолат (7), Кара-Хаджи (7), Бекмырза (7), Хаджи-Исмаил (7), Якуб (1) Аслан (2), Аджи-Герий (1), Хусейн (1), Уразай (1), Солтан (1), Къозу (2), Калмамет (2), Абдулла (2), Асстакку (1), Абдрахман (1), Барануко (5), Кайтук (5), Семен (2), Тохтар (2), Хасан (4), Дахир (I), Каншаука (3), Мамсур (4), Мусса (5), Тейрикул (4), Ас-ланбек (5), Мырзабек (5), Исхак (5), Сосран (8). Всего 43 семьи.

Башлаевы

Хаджи -Осман Доттай улу (6) и Мусса Доттай уллу (3).

Турклиевы

Магомет (1) и Батал (2).

Бостановы

Али (12) - как депутат народного суда получил участок земли в 200 десятин; Бостан (6), Исса (4), Хануко (1), Джарашты (1), Иналук (5), Конали (1), Иссали (5), Кулча (1), Карабуга (4), Ислам (4), Хаджи-Идрис (6), Кази (2), Карабий (4), Салман (2), Исхак (3), Бостан (3), Джанукку (2), Хасан (4), Хасан (3), Кам-булат (9), Крым (8), Тохдар (4). Всего 23 семьи.

34 Аппачаевы

Джанибек (8), Ахья (1), Бекир (1), Таучу (1), Даут (2), Джамал (2), Ахмат (1), Джарашты (1), Чомай (1), Айдабул (1), Ногай (3), Туган (1), Джагафар (1). Всего 13 семей.

Айбазовы

Кулча (9), Юсуф (3), Сулемен (4), Исхак (5), Кудай (3), Байрамали (3), Тенебек (1), Мамсур (3), Барак (5), Тохдар (5), Науруз (5), Темир (6), Салим-Герий (1), Хуртай (4), Семен (2), Герий (2); Тау-Солтан (5), Сулемен (3), Кул-чора (3), Ахья (6), Конай (3), Мустафа (1), Байрук (3), Барак (3), Хамзат (3), Черсакку (3), Исхак (3), Мазан (3). Всего 28 семей.

Умаровы (Джернесовы)

Исхак (1), Джанмырза (1), Якуб (4), Магомет (1), Калмырза (1), Джиджу (3). Всего б семьи.

Катчиевы

Ахмат (3), Махмут (3), Сокка (7), Джарашды (1), Камгот (1), Тау-солтан (1), Али-Солтан (1), Крым (1). Всего 8 семей.

Тебуевы

Курманали (3), Акмырза (1), Магомет (2), Исмаил (2), Айса (6), Зекерья (4), Хусин (6), Мусса (2), Алибек (3), Мырзабек (4), Таулу (4), Аслан-Гери (4). Всего 12 семей.

Уртеновы

35 Ахья (2), Осман (2), Мусса (2), Солтан (1), Смаил (1), Салман (3), Маза (4), Хамзат (2), Махо (2), Умар (3), Ислам-Хаджи (2), Аубекир (3), Кудай (3), Чотча (1), Смаил (1), Юнус (4), Токмак (1). Всего 17 семей.

Суюнбаевы

Ахмат (6), Осман (6), Исхак (2), Таулу (2), Казн (2). Всего 5 семей.

Хабичев: Шамай (1).

Самым многочисленным родом в ауле были Урусовы, которые составляли половину населения Учкулана. Именно в тийре Урусовых проживал один из образованных людей дореволюционного Карачая Уллу-Хаджи (главный Хаджи) - Хусей Урусов. Именно он вел всю деловую связь Карачая с внешним миром.

Кюнбет или Кылды - здесь жили десять родовых тийре:

Текеевы

Неса (2), Джарашты (2), Батык (5), Матке (1), Токмак (2), Хусин (4), Хасан (2), Касай (1), Хусин (1), Мамсур (4), Магомет (3), Джашар-бек (3), Крълу Герий (1), Урусбий (2), Барак (1), Исса (1), Джарашты (2), Узеир (2), Асламбек (1), Максут (1), Семен (1), Биногер (2), Гему (2), Ахья (2), Джамбулат (2), Матай (4), Батырша (2), Мусост (5), Со-сран (6), Кази (7), Хаджи-Басият (7), Шидак (2), Балта (4), Идрис (3), Калтур (1), Кулча (1), Мусса (1), Мыртаз (6), Шмау (5), Гохдар (3), Ислам (7), Магомет (3), Кара (4), Магомет Казанчи Улу (2). Всего 4

36 семьи.

Тамбиевы

Юсуф (3), Умар (3), Шогаиб (3), Солтан (2), Батырша (1), Идрис (1), Барак (2), Осман (3), Атту (4), Хасан (4), Тейрикул (6), Куденет (2), Шогайиб (2), Ахмат (2), Бинегер (4), Акбий (1), Смаил (1), Шама-ил (1), Магомет (6), Махмут (5), Даут (4), Калтур (5), Дебош (6), Смаил (3), Шамай (1) Исса (1), Эль-Мырза (1), Чотча (1). Всего 28 семей.

Каппушевы

Хусин (1), Алхаз (4), Магафыр (5), Сулемен (3), Мыртаз (9), Кучук (9), Эльмырза (9), Сокка (9), Солтан (1), Кулчора (3), Таулу (1), Ислам (2), Хаджи-Иырза (3), Тохдар (1), Шидак (1), Каншаука (1), Бий-Солтан (4), Магомет Герий (1), Уразай (3), Шериф (3), Махмут (5), Конали (1), Шогаиб (5), Алиса (3), Юнус (4), Мудалиф (2), Эль Мырза (1), Смаил (6), Мамсур (1). Всего 29 семей.

Баттыевы

Мыртаз (7), Сулемен (1), Шетух (1), Узеир (1), Исса (2), Саджук (4), Сослан (2), Бий-Мырза (3), Ахья (1), Ирагим (1), Якуб (3), Отар (2), Накуш (2). Всего 13 семей.

Байчоровы

Юнкер Ожай (3) - получил участок земли за заслуги в 300 десятин; Бучай (6), Джамай (5), Эсен (5), Семен (5), Эльдар (2), Астакку (1), Керты (1), Чубур (3), Шонтук (3), Мусса (1), Махуш (2), Таучу (1), Чакку (2), Чопан (1), Ессава (1), Иналук (3), Каракуш (3), Чотча (3),

37
^ Джарашты (3), Курманали (3), Аслануко (4), Батырша (6), Тау-Мырза

(2), Чопеллеу (2) Басият (4), Матай (1), Саралып (4), Калтур (2), Ас-лан-Мырза (1), Таулу (4), Биймурза (3), Алибек (3), Тау-Солтан (3), Джаммолат (8), Татау (1), Али (3). Всего 37 семей.

Эркеновы

Anna (2), Тапипин (4), Хусин (2), Карали (3), Хаджали (5), Мусост
((3), Ба-гичи (2), Солтан (2), Джашарбек (2), Кушай (2), Тохдар (2), Со-

лтан (2), Тау-Мырза (2), Бенджали (2), Сосурко (3), Даут (4), Иссали (3) Темирали (2), Мисир (4), Ахмат (1), Барак (3), Джатта (4), Бакку (3), Хоча (3), Биногер (3), Эльмырза (5), Калтур (3), Уразай (3), Таб-шин (2), Солман (2), Якуб (2), Конай (3), Шарах-мат (4), Anna (1), Каншао (3), Махо (3), Камгут (2), Сандали (4), Багичи (1), Кудай (2), Хасан (1), Тау-Мырза (1), Алибий (1), Калтур (4), Ахья (4), Зекерья (3), Юнус (3), Каплан-Герий (3), Наны (2), Джаммолат (4), Магомет (6). Всего 51 семья.

Долаевы

Джука (8), Деммо (3), Махмут (2), Джаммолат (2) Кулчора (2). Всего 5 семей. Отделились от Эркеновых.

Шидаковы

Осман (3), Хасан (9), Ахмат (3), Баранук (2), Каншау (1), Сулемен (2), Магомет (2), Юнус (8), Чотча (3), Бехту (1), Токмак (2), Тенгиз-Бий (2), Ту-ган (2), Ожай (6), Зекерья (4), Алиса (5), Умар (7), Ахмет (2), Ибрай (2), Даут (1), Ахья-Хаджи (4). Всего 21 семья.

38 Дотдуевы

Джайылган (3), Сулемен (I), Мазан (2), Тохдар (3), Шонтук (7), Мусса (2), Балуа (2), Али (2), Конали (2), Мырзакул (2), Барак (1). Всего 11 семей.

Семеновы

Шонтук (2), Сулемен (4), Ахья (2), Аккыжа (1), Хусин (1), Сара-лыш (3), Кала-Герий (1), Ахмат (1), Акбаш (1), Юнус (1), Бекмырза (1), Науруз (6) Алиса (5), Мусса (5), Ибрагим (5), Мусса (5), Осман (2), Хаджи-Умар (5), Якуб (8), Зекерья (1), Куденет (1), Ахья (1), Ма-тай (3), Мусса (3), Туга (3), Смаил (3), Джанкир (3), Татар (2), Амай (2), Магомет (3), Идрис (4), Зекерья (3). Всего 32 семьи.

Абаевы - нет данных.

В Карт-Джурте и в Хурзуке расселение было таким же. Точную схему расселения дал Ислам Тамбиев (рис.2).

Географически квартальное селение разделялось на несколько частей: Нижний Учкулан (тебен Учкулан), Верхний Учкулан (огъары Учкулан) и Кюн бет или Кылды.

Нижний Учкулан (тебен Учкулан) под этим общим названием объединяли обычно Нижний Учкулан и Центральный Учкулан (Ара Учкулан). Центральный Учкулан находится в слияние рек Учкулан и Уллу-Кам. Такое название аул получил после отмены крепостного права в Карачае; в 70-е г. XIX в. центральным селением Карачая вместо Карт-Джурта стал Учкулан, и административные учреждения переместились сюда, в новую столицу Карачая .

J

a о

a ю о я о

St Ю Я

.1 ихорецкая
оДрхангелоская
Мапороссииская \

ПедІедоВская ^^ /ка8казская\

>«*«_. * ^ "^ tg/рЛадожская & %*/*»..

зЦ Ірочноокопскаі шд бропоаь
ЙрнаВирї?^ --0 е .--^

С уд ж у к-капе) 4ь

ГелендЖик\?

берегоВое ^-^о fiuxaunoBckoe

"^ ^С\ ^\-2^NfcT* \ іО борсикобскоя 3

% / v «*1 Jf її h

-*v \ т\ ъ-А^ / бшмечвтекая х

Опогимское ВепьяминоВское

/Л ЛІ / \ V

(ІазареВскии ГопоВинскии

[некая

Кубанский >S 5 4 -J^ ~* Ь Дахо8скийур%>

І Вцтарпашинокая _,. "S en/5

ХЕЛЛА РАССЕЛЕНИЯ

ГОРСКИХ НАРОЛОВ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ

A6X43U6/ СВАНЫ

пл Х1Х ВЕКА

- границы Карачая

_. ПО НЕВСКОЙ В.П. (19

се-мекоб

29 ТПегСвебы

шидатсооы
" бы

є бы "

зо Ъоласвы зі эртеенобы 32 1>аі5 wopoow

І ?

КмпксоАы "ЛЖОниЛсгсо&ы акЛглСпы К"ор.кмаЗойы ТэГа u рґ» -м к у/\о Б (.і

акйслвЛы

)С00ГжЄбЬІ Kd и ТП о г> ы п.поо mofiiii

І и 1 її ТуостслиоЬы

ПП

,03 1

із ОиЬъЗоби

UIt* .MGKOOhl

П?(?Оі/еКм

ШСЛк.Л МО&М я

їв Салпаяарог>ы

19 KeyCPVKOObt

20 уаоїічпбь»

21 ЛОІЇПГдіСОНіН 92 Л(г* х »/" Vdfitn

2Л ЮдЗапчикоАм

Рис. 2. Схема расположения аула Учкулан Карачаевской АО по родовым признакам (1862 г.).

РОССИЙСКАЯ
ГОСУДАРСТВЕННАЯ
41 | БИБЛИОТЕКА

Здесь были расположены следующие основные группы родов: Ак-баевы, Кочкаровы, Аджиевы, Байрамкуловы, Мырзаевы, Кобаевы, Гап-поевы, Быттаевы, Алботовы, Кипкеевы, Джанибековы.

Самой густонаселенной частью Огъары Учкулана были кварталы Айбазовых, Урусовых, Тебуевых, Шайлиевых. Здесь не хватало сенокосных угодий, земли для распашки и воды для полива. Поэтому к этим кварталам подходили оростительные каналы от реки Учкулан.

Быстрый рост населения кварталов диктовал необходимость разделения некоторых больших родов, вследствие чего образовались новые тийре (кварталы). Это особенно характерно для Учкулана, где таких родов было несколько. Кварталы, расположенные в местности Кюн-Бет, обладали тем преимуществом, что прогревались солнцем раньше, чем Верхний и Центральный Учкулан. Здесь всегда раньше, чем в других селениях, поспевали фрукты и ягоды; микроклиматические условия способствовали разведению пчел (бал чибин). Такого ароматного меда, как здесь, нигде в Карачае больше не было, и его использовали для лекарственных целей. Кварталы Биджиевых и Бостановых располагались рядом, просторно в пойме реки Учкулан.

Особенность Верхнего Учкулана в том, что здесь много родников с прекрасной питьевой водой. Пример такого родника в квартале (тийре) Салпагаровых - Къара суу, гордость квартала, так как даже зимой в сильные холода вода в речке не замерзала. Этот родник и ныне существует. Первые точные сведения о количестве населения в селениях Кара-чая мы встречаем лишь со второй половины XIX века, а именно в 1865 г.: для Карт-Джурта -4429, Хурзука - 4816, Учкулана - 4216. Итого -13461 человек .

Учкулан, как отмечает Г.Р. Чурсин, нечто вроде карачаевской сто-

42 лицы. Занимая центральное место в Большом Карачае, он являлся наиболее удобным местом для устройства общенародных собраний, для обсуждения дел, касающихся всего Карачая [НО].

Учкулан стал также и деловым, торговым центром Карачая. Базар был расположен здесь на слиянии рек Учкулан и Уллу-Кам. Базарным днем считалась пятница, и в этот день сюда съезжались жители всех трех селений.

Как правило, на базаре шла торговля, а также велись пересуды за истекшую неделю. Все общенародные праздники также происходили в Учкулане, недалеко от базарной площади. Здесь во время народных праздников устраивались гулянья, танцы, различные развлечения, а также спортивные состязания: тутуш, чынгау, таш атыу, конные состязания.

Основу существования исторического Карачая составляло скотоводство. Уходу за землей, содержанию земельных участков карачаевцы уделяли серьезное внимание, даже больше, чем по разведению и уходу за животными .

Сенокосные угодья и пашни на территории Большого Карачая располагались вокруг тийре; немало культивируемых участков было и на значительном расстояние от своих тийре. Из-за малоземелья здесь получило развитие террасное орошение земледельческих участков, особенно в селении Учкулан. Сельскохозяйственные культуры, выращиваемые здесь, отличались очень высоким урожаем, благодаря обилию солнца и воды, а также особому микроклимату.

Каждый пригодный участок земли в Карачае тщательно очищался от камней, накопившихся во время зимних обвалов. Из собранных камней возводили изгороди (хуна).

Единственным удобрением был навоз крупного рогатого скота. Его хватало лишь на небольшие участки земли, так как скотоводство здесь носило особый характер, и даже зимой в селениях скота содержалось ограниченное количество. Зимой и летом здесь содержали лишь небольшое количество дойных коров (сауулукъ ийнек). Весь остальной скот с летних пастбищ (джайлыкъ) перекочевали на зимние (къышлыкъ). Вызывалось это недостатком сенокосных угодий и выгонов вблизи аулов .

Земли здесь были истощены не столько посевом, сколько однообразием засеваемых в течении десятилетий одних и тех же культур. Строительство оросительных каналов в селениях Карачая было очень трудоемким делом. Не располагая техническими знаниями, опираясь только на выработанную народную традицию, карачаевцы строили оросительные каналы. Особым искусством надо было обладать, чтобы оросить участки на больших кручах, которые к тому же приходилось поливать гораздо чаще, чем на равнине. Более удобным по расположению для орошения был Учкулан, здесь проходила главная водная артерия, которая поочередно огибала каждый квартал (тийре). Каждую весну каналы очищались от зимних завалов.

Чистка и поправка разрушенных за зиму оросительных каналов были одним из ответственных моментов в хозяйственно-бытовом значении карачаевцев. В работе принимало участие все население. Каждый тийре выставлял такое количество рабочей силы, каким располагал. По окончании очистительных работ воду распределяли по кварталам.

В связи с быстрым ростом населения Большого Карачая во второй половине XIX века все острее ставился вопрос о земле. Чтобы увеличить свои пахотные земли и сенокосные участки, карачаевцы вели

44 упорную борьбу с природой, но при всем этом земли по-прежнему было в обрез, не было никаких резервов целинных земель, которое можно было бы поднять и использовать. В связи с этим в конце XIX века к территории Большого Карачая были присоединены дополнительно закупленные земельные участки на севере и западе Нового Карачая .

Большой Карачай в рассматриваемый период находился в изолированном положении, об этом говорит и жилищное строительство. Все строения в основном были деревянные, из соснового и пихтового леса. Основным строительным материалом был лес (агъач) .

Традиционная одежда карачаевцев сложилась в определенных географических условиях и менялась с изменением социально-экономических условий.

Необходимой одеждой для горцев - скотоводов, проводивших, многие месяцы на горных пастбищах, была шуба - топ, сшитая из овчины. Покрой ее был близок к черкеске. Ее надевали на бешмет или Черкесску, а иногда и под нее. Шуба такого покроя сменилась в начале XX века сборчатой шубой (джийрыкъ тон). Крытые шубы (тышлы тон) были наряднее и прочнее; их носили князья, уздени. Дорожной одеждой всадника, обязательной принадлежностью табунщика служила бурка, изготовление которой было сложным делом. Бурка закрывала всадника целиком, а также прикрывала и лошадь. Пастухи-овчары, сопровождавшие отару пешком, надевали вместо бурки особую одежду - гебенек, которую шили из бурочного войлока. Она имела прямой или приталенный покрой и застегивалась от ворота до талии. Иногда у него был капюшон, надевавшийся в случае надобности поверх шапки. Обувь различалась по назначению. Пастухи, охотники, косцы и работающие в горах носили чабыры, сшитые из сыромятной кожи. Их надевали на босую ногу, под-

45 кладывая внутрь для тепла и мягкости сухую траву - салам. Более состоятельные мужчины носили парадную обувь из сафьяна-чарыкъ.

В начале XX века появляются высокие цельные сапоги из сафьяна на тонкой подошве, а также къумукъ чарыкъ - мужская обувь на твердой подошве в виде туфель, которые надевали на месси. В это же время стали входить в обиход и русские сапоги кустарной или фабричной выработки. Мужская одежда у всех поколений вплоть до 40-х годов сохранила, в общем, национальный облик. Это чувствовалось в селениях в зимнее время и во все времена на кошах. Бурки, башлыки, шубы различного покроя, папахи, шляпы, ноговицы, чабуры, а отчасти также черкесски приобрели характер производственной одежды пастухов, в особенности табунщиков, так как были весьма приспособлены к условиям труда на пастбищах.

Женская одежда отличалась тканями, некоторыми деталями отделки и украшениями. Повседневные рубахи шили из бумажной ткани неброских цветов, а в начале XX века иногда из ситца с мелким рисунком, праздничные из тонкого одноцветного шелка. Излюбленные цвета темно-красный, желтый, реже синий и белый. Очень любимы шелк с отливом (типа сен-жан).

Праздничное платье карачаевской девушки, особенно богатой и знатной, обильно украшалось галунами и золотым шитьем. Нарядные платья шили чаще всего из бархата - темно-красного, реже зеленого и синего цветов или из плотного шелка - гладкого или с жаккордовым узором. Молодые женщины носили къаптал, который шили чаще всего из плотной шелковой или бумажной ткани, на ситцевой подкладке. Надевали поверх платья или вместо платья. Къаптал молодых замужних женщин был доволько ярких цветов, чаще всего красного разных оттен-

46 ков. Женщина среднего возраста носила къаптал черного цвета с длинными рукавами, закрытой грудью, вырезом на шее. В Карачае бытовали и женские шубы - тон, но только у замужних женщин. Праздничные шубы молодых богатых женщин шили из бархата, плотного шелка, украшали галупами, подбивали беличьими шкурками или мерлушкой. Большинство же носило шубы из овчины или курнея, крытые черной бумажной тканью или нагольные. На голове девушки носили окъа берк (золотая шапочка), отделанная галупом и золотым шитьем. Шапочка считалась принадлежностью праздничного девичьего костюма и надевалась на свадьбу, танцы, вечеринки. Все виды мужской обуви (кроме чабыр) носили и женщины. Кроме того, они надевали башмакъ - туфли без задников на каблуках с кожаной, а иногда деревянной подошвой. На свадьбу надевали агъач-аякъ - высокие деревянные подставки на двух ножках, украшенные металлом. В состав женского костюма входил также пояс. Пожилые женщины носили пояс (белибау), тканый или сделанный из платка или куса ткани, молодые женщины носили пояса из галупа, ткани или кожи с серебряными украшениями или серебряные. Типы поясов изменялись с течением времени, но появление нового типа пояса не вытесняло из обихода более старинные формы, которые обычно оставались у старшего поколения. В связи с усилением торговых и культурных связей с Россией увеличился завоз тканей и готовых изделий. Из предметов европейской одежды в быт зажиточных слоев вошел корсет, заменивший чуба, тугой лиф, ботинки, туфли, чулки фабричной работы. Вместо платков молодые девушки носили шарфы шелковые, газовые или кружевные вологодской работы, надевая их на голову или накидывая на плечи, сохраняя на голове старинные шапочки. Кроме обычной национальной обуви, женщины носили ботинки на шнуровке, которые были

47 доступны не всем.

б) Тебердинское ущелье

Первые жилые постройки по долине реки Теберды появились в 1883 году. Посёлок первоначально развивался как база скипидарно-смолокуренных заводов. И в это же время здесь начинается строительство жилых дач. Топоним "Теберда" переводится с карачаевского как "дар божий" .

Во второй половине XIX и начале XX вв. начинают изменяться территориальные границы административного обустройства Карачая. Расширяются земли Карачая, появляются новые карачаевские селения, но эти селения в корне отличались от старых планировкой и благоустройством, обеспеченностью земельными участками, созданием ряда культурно-бытовых условий. Расселение карачаевцев здесь сложилось по социальному положению и материальной обеспеченности. В Тебер-динском ущелье изменения в жилище распространялись быстрее по ряду причин. Это были селения, строившиеся уже в иной исторический период . Связь с русским населением в этом районе была сильнее, чем в Большом Карачае, что способствовало в конце XIX в образованию здесь курорта Клухорский, ныне Теберда. В 1910 г. по ходатайству И. Крымшамхалова было разрешено строительство дач на 250 десятинах лесного участка. Дачи были летнего типа. Известность курорта быстро росла. Так, в сезон с июня по сентябрь здесь лечилось до 500 людей больных туберкулезом и малокровием. Лечение заключалось в длительном пребывании на воздухе, четком соблюдении режима, а также приеме айрана - национального напитка карачаевцев - в сутки по 15-20 стаканов.

В 1923 г. один из крупнейших советских фтизиаторов В.Л. Эйнис в

48 докладе на первом Всероссийском съезде по курортному делу подробно осветил перспективы лечения в Теберде, указав на ее уникальные возможности. В 1922 г. 12 июня Коллегия Наркомздрава РСФСР постановляет определить аулы Верхняя Теберда и Теберда как курортную местность. С 1923 года здесь функционируют 10 санаториев и две туберкулезные больницы всероссийского значения. Среди курортных ресурсов особое место занимают минеральные источники. В 1936 г. был открыт Тебердинский государственный заповедник .

Начиная с 1924 г. появляются новые карачаевские поселения: Верхняя Теберда (огъары Теберди), Нижняя Теберда (Сынты), Новая Теберда. Специфические условия, в которых протекала традиционная хозяйственная жизнь Карачая, обусловливала сохранение вплоть до коллективизации старого скотоводческого быта в виде кошевых объединений (къош кечерлик), аренды и субаренды земель, а также испольного содержания скота.

в) Зеленчукский

Русские поселения появились по верхнему течению Кубани с первого десятилетия XIX в. Сначала это были посты и военные укрепления, в которых жили казаки Хоперского полка, станицы которого были расположены в стороне от границы. С 1824 года часть станиц была перенесена ближе к границе. В 1804 г. возникла станица Баталпашинская .

В 50-60 годы были основаны станицы Исправная на Большом Зеленчуке и Удобная на Урупе, Кардоникская на притоке Малого Зеленчука (р. Кардоник), Зеленчукская на Большом Зеленчуке. Первое время население станиц составляли только казаки. Но постепенно наряду с казаками в станицах селились пришлые крестьяне, выходцы из центральных губерний. Плодородные долины Зеленчуков давали хорошие урожаи при

49 невысокой технике обработки земли. Пологие склоны и широкие долины могли обеспечить содержание большого количество скота. Казачество занималось огородничеством и садоводством. В огородах выращивали в основном лук, чеснок, редьку, морковь, бобовые. Повсеместно выращивали картофель и капусту, которые позднее горцы заимствовали у русских. В садах росли яблоки, груши, слива, алыча, черешня, вишня.

На основании постановления СНК РСФСР от 5 декабря 1926 года и Президиума ВЦИК от 25 июля 1927 года "О проведении сплошного землеустройства КАР" народный комиссариат земледелия выделил на землеустройство в Карачае 80 тыс. руб. В основу землеустройства был положен принцип расселения путем образования новых аулов на вновь освоенных участках земли.

В горах землеустройство проводилось одновременно с расселением горцев на плоскости. Наблюдается постепенный переход к земледелию, расселение на равнины - на север и запад.

Советское правительство выделило для переселенцев с гор на равнинные территории 450 тыс. десятки земли, которые арендовались до октября у казны и частных владельцев.

В результате переселенческого потока за три года (1921-1924 гг.) на новых землях оформились селения Архыз, Красный Карачай .

Жители новых селений переходили от скотоводческого хозяйства к земледелию. В связи с переселением части карачаевцев на равнинные территории несколько улучшилась земельная обеспеченность. Однако многие вынуждены были по-прежнему заниматься отгонным скотоводством.

В 1930-1931 гг. в состав области были включены станицы Усть-Джегутинская, Красногорская, Зеленчукская и Кардоникская общей зе-

50 мельной площадью 98 тыс. га и Лабинская Лесная дача. Изменение территории Карачая было связано с плановым увеличением земельных фондов области и необходимостью разгрузки горных селений. В 1932 г. создается переселенческий фонд в 10194 га удобных земель .

Сюда переселилось 1165 хозяйств, в том числе из Учкуланского ущелья - 737, из Тебердинского - 193 и других селений. От Краснодарского края были присоединены аулы Ахматовский, Манчуровский, Псе-бай и другие. В 1939 году в станицу Преградную влилось 100 карачаевских семей - выходцев из горного Карачая. Казачество радушно встречало горцев - переселенцев, оказывало всяческую помощь. Новые поселения карачаевцев в корне отличались от старых в Большом Карачае планировкой, благоустройством. Значительные изменения наблюдались в тех селениях, где смене социально-экономического уклада сопутствовала перемена географических условий в связи с переселением на новые места. Переселение с гор было связано с переделкой не только хозяйства и быта, но и сознания людей. Разрывались, в значительной степени, старые родовые связи, столь сильные в родовых кварталах Большого Карачая, менялся уклад семьи, взаимоотношения между поколениями.

Ровная площадь, отведенная под селение, сравнительный земельный простор позволяли располагать усадьбы более свободно, а возрастающая роль земледелия потребовала возведения ряда хозяйственных построек -навесов и сараев для сельсхозяйственных орудий, сапеток и амбаров для зерна.

В новых селениях карачаевцев не соблюдался принцип расселения родственными группами. Семьи стали значительно меньше, и в селениях преобладали небольшие дома из 2-4 комнат. Строительным материалом был саман, крыши покрывались черепицей, железом, редко - соло-

51 мой. В строительстве и планировке домов был использован опыт соседних народов - русских, черкесов, абазин. Однако основные традиции карачаевского этноса сохранились.

г) Малый Карачай

Окном в новую жизнь назвали карачаевцы одно из первых переселенческих селений Терезе. Это было началом формирования этнокультурного района Малый Карачай. С первых же дней жители новых селений Карачая переходили от скотоводческого хозяйства к земледелиюю. В связи с этим улучшилась земельная обеспеченность .

В 1928 г. в с. Терезе был организован первый в Карачае колхоз, который явился инициатором лозунга "Весь скот под крышу". Строились амбары для зерна, хозяйственные дворы, силосные башни, жилые дома для колхозников, культурные коши, школы, избы-читальни. Каждый чабан и пастух утверждался правлением животноводческого товарищества. Они обеспечивались колхозными бурками, башлыками и обувью. Боль-шое внимание уделялось организации снабжения товарами первой необходимости. На горных пастбищах, в местах скопления кошей, открывались кооперативные лавки. На летних пастбищах постоянно пребывали зооветеринарные уполномоченные. В 1934 году в селениях Терезе, Ки-чи-Балык создаются племенные овцефермы. В 1929 году в животноводческие товарищества селений Терезе, Учкекен, Хасаут, Кичи-Балык были завезены из Смоленской области швицы. С 1933 года на базе племенных ферм колхозов с. Терезе и Учкекен организуется племенное хозяйство крупного рогатого скота. Особую заботу заслужила местная карачаевская лошадь, хозяйственное значение которой высоко ценилось.

В 1922 году состоялось собрание табуновладельцев Карачая, где была выбрана комиссия по возрождению коневодства. Недалеко от г.

52 Кисловодска был учреждён конный завод, племенной совхоз, а в 1927 году в Первомайском создаётся государственная конюшня. В 1937 году был организован Государственный племенной рассадник карачаевской лошади. В связи с переселением карачаевцев на равнинные территории области улучшилась земельная обеспеченность.

Колхозы и совхозы в Малом Карачае занимались в основном земледелием. Первое место по удельному весу и посевной площади занимали зерновые, затем кормовые культуры, далее - посевы подсолнечника, сахарной свеклы и картофеля. Среди зерновых культур ведущая роль принадлежала пшенице, а технических - посевам картофеля. Из традиционных культур сохранились ячмень и овёс, выращиваемые как кормовые и крупяные культуры. Природные условия Малого Карачая способствовали развитию парникового хозяйства. Затем в 1922 г. на новых землях образуются селения Учкекен, Джага, Элькуш, Кичибалык, Койдан. По данным сплошного агрономического обследования Карачая, проведенного в 1928 г., число новых поселений в малом Карачае достигло 16, а количество дворов в них - 2781 .

Теоретико-методологические основы изучения этнокультурного ландшафта

В условиях углубляющегося экологического кризиса и обострения социально-экономических, политических и этнических проблем отмечается возросший интерес общества к базисной региональной культуре. Приходит понимание, что только в условиях разнообразия культур, в единении традиционных и новационных сфер человеческой деятельности появляются реальные предпосылки для нормального функционирования общества и рационального природопользования. Переосмысление роли культуры в жизни общества - содержательное ядро социокультурного подхода, отражающего наметившуюся смену самой парадигмы социокультурного развития: от техноцентризма к культуроцентризму. Рассмотрение существующих в современном российском обществе про-блем через призму культурологических представлений позволяет выявить корни деструктивных социальных процессов, а также определять тенденции их развития.

Современная культура исторична. Передаваемый из поколения в поколение опыт поведения индивидов закрепляется в традициях. Учет этого свойства культуры исключительно важен для выделения инвариантных устойчивых черт в способах деятельности субъектов современной культуры, обеспечивающих избирательное внедрение и трансформацию возникающих инноваций. Именно поэтому нормальное воспроизводство традиционной культуры - важнейшее условие устойчивого, прогрессивного развития общества. Неслучайно в современном обществе существенно возрос интерес к базисной региональной культуре, сохранение и возрождение которой становится одним из важнейших факторов оптимизации взаимоотношений всех сфер общественной жизни.

Особый интерес для географических исследований культуры представляют разработки этнографов и культурологов по проблеме локальных (региональных) культур . Региональный подход в изучении культуры позволяет объяснить причины ее разнообразия. Взаимодействие общества с локальными условиями среды, с одной стороны, накладывающимся на культуру, а с другой, осваиваемых ею, ведет к образованию конкретных исторических типов культуры, которые в литературе еще называют локальными типами.

При этом особое внимание уделяется изучению этнических общностей - устойчивых объединений людей, включенных в систему социальных отношений, имеющих специфические способы и средства их осуществления. Этнические особенности признаются наиболее фундаментальными с точки зрения культуры. В трудах отечественных этнографов подчеркивается важность изучения этноса как базисной социокультурной системы, отражающей культурные характеристики общества.

Важным свойством культуры является её региональность, связанная с пространственно-временной локализацией социокультурных процессов. Из их числа наиболее интересны для исследования этнические и субэтнические общности. На тесные связи этносов с природными ландшафтами указывал Л.Н. Гумилев, определявший этнос как "... явление географическое, всегда связанное с вмещающим ландшафтом, который кормит адаптированный этнос" . При этом разнообразие этносов увязывается с разнообразием природных ландшафтов Земли.

Аккумулируя в себе перечисленные свойства (экологичность, историчность, региональность), локальные этнические культуры могут определяться как исторически устойчивые, тесно связанные с "кормящим" ландшафтом пространственно выделенные объединения людей, воспроизводящие в комплексе глубинные локальные особенности культуры.

Одним из наиболее продуктивных направлений географических исследований культуры становится ландшафтоведение. Исторически зародившись как отрасль комплексной физической географии, объектами которой выступают сложные природные, а затем природно-антропогенные системы - ландшафты, ландшафтоведение все более превращается в общее географическое направление . Ещё полвека назад Л.С. Берг трактовал понятие "ландшафт" в общегеографическом ракурсе. "Под именем географического ландшафта - писал он - следует понимать область, в которой характер рельефа, климата, растительного покрова, животного мира, населения и, наконец, культура человека сливается в единое гармоническое целое, типически повторяющееся на протяжении известной (ландшафтной) зоны Земли ". Современные теоретические модели и представления, направленные на выявление закономерностей формирования, строения, структуры функционирования, динамики и эволюции, территориальной дифференциации и интеграции ландшафтов, должны широко использоваться не только в естественнонаучных, но и в общегеографических региональных исследованиях.

История формирования населения Карачая

Карачаевцы - самоназвание народа - къарачайлы. Происхождение. названия объясняют от имени легендарного родоначальника карачаевцев - Карчи. Исследования языковедов, археологов, этнографов, историков показали, что процесс формирования карачаево-балкарской народности в силу исторических условий был сложным. В нём приняли участие не один, а несколько компонентов при сохранении, однако, местного этнического ядра . Основное ядро - горцы Кавказа, жившие здесь с древнейших времён. Впоследствии на ядро наслаивались ираноязычные и тюркоязычные племена.

По антропологическим признакам карачаевцы принадлежат к местному кавказскому высокогорному типу, который складывался на Кавказе издавна. До нас дошли археологические памятники этих племен - поселения и могильники, относящиеся к кобанской культуре, возникшей на Северном Кавказе на рубеже II-I тыс. до н.э. .

В материальной и духовной культуре карачаевцев прослеживаются связи с этой далёкой по времени кобанской культурой местного населения. Так, в качестве примера можно привести сходство в формах погребальных сооружений. Карачаевцы вплоть до принятия мусульманства (XVIII в.) над могилами умерших делали прямоугольные или овальные выкладки из крупных камней. Такие могильники, относящиеся к XVII началу XVIII в., известны на южных окраинах аула Карт-Джурт и в других местах. В таких же могилах погребали своих умерших и их далёкие предки, жившие в кобанское и позднекобанское время на территории Карачая.

Орнаментальные мотивы, характерные для кобанской культуры, -бегущая спираль, заштрихованные треугольники, изображения стилизованной бараньей головы (особенно характерны) встречаются на карачаевских войлоках, на поясах и других вещах.

В карачаевском фольклоре, эпосе, мифологии, языческих верованиях имеется много элементов, общих для всех северокавказских народов. Корни многих из этих элементов уходят в глубокую древность, их следует искать в кобанской культуре. Так, для всех северокавказских народов характерен культ бога охоты Апсаты. Изображения Ап-саты, сражающегося с семью змеями, встречаются на бронзовых ко-банских топорах.

В карачаевском языке прослеживается древнейший слой - остатки того языка, на котором говорило население в кобанскую эпоху . Именно наличием такого древнего языкового субстрата объясняется сходство многих терминов в языках северокавказских народов, в том числе и карачаевцев. Сходство обнаруживается в самых различных областях - в названиях явлений природы, языческих божеств, образах устного народного творчества и, особенно, в терминах материальной культуры и в названиях домашних животных.

Из всего сказанного следует, что карачаевцы в своей основе являются древними обитателями Северного Кавказа. На протяжении столетий они прошли общие с другими горцами пути развития, что и обусловило известную близость их психологии, быта и культуры . Итак, и внешний облик карачаевцев, их физический тип и образ их жизни, способы ведения хозяйства, жилище, одежда, материальная и духовная культура - всё говорит об их горском, кавказском происхождении.

Но язык карачаевцев не принадлежит к семье кавказских языков. Карачаевский язык является тюркским языком, хотя в нём имеется древний кавказский пласт и более поздние заимствования из кавказских языков.

Язык не всегда может служить признаком, свидетельствующим о происхождении народа. Язык может быть сменён, заимствован. Тот или иной язык в силу ряда исторических условий может быть усвоен другим народом. Процесс языковой тюркизации со времени нашествия турок-сельджуков (XI в.) широко охватил разноязычное население Средней и Малой Азии и восточное Закавказье, а также Северо-Восточный Кавказ. Так, тюркизирована была часть местных горских племён Дагестана, являвшихся основой формирования кумыкской народности - началась тюркизация с проникновения в Дагестан гуннов, савиров, хазар и завершилась с приходом кипчаков. Эти факты доказывают, что только по происхождению языка ещё нельзя судить о происхождении народа .

В начале нашей эры на Северном Кавказе в предгорных его районах жили аланы, которые говорили на одном из языков иранской группы, близком современному осетинскому, таджикскому и иранскому языкам.

В эпоху средневековья Северокавказскую Аланию населяли самые различные этнические группы с разным языком и культурой. Средневековые авторы часто называли "аланами" не только собственно алан, но и вообще всех жителей Алании. Аланский язык стал предком осетинского языка, аланы явились одним из компонентов в формировании осетинской народности. Но это не значит, что аланы являлись предками только осетин. Исследования учёных показывают, что сармато-аланы сыграли определённую роль в формировании адыго-меотских племён, вайнахских народов - чеченов и ингушей, а также карачаевцев и балкарцев .

Генетическая связь материальной и духовной культуры алан и карачаевцев прослеживается в отдельных деталях погребального обряда, в сходстве некоторых предметов быта и украшений (сосудов, инструментов, амулетов - медальонов, украшений, деталей орнамента и др.).

Существование аланского пласта в карачаевском языке признают и языковеды тюркологи. Аланией назван Карачай на карте итальянского автора XVIII в. Ламберти. Название "аланы" сохранилось за карачаевцами ещё дольше. Так, авторы конца XVIII в. начала XIX вв. Потоцкий и Кларот, говоря об аланах, подразумевают карачаевцев .

Социальные факторы

Карачаево-Черкесская Республика (КЧР) богата самобытными традициями и обычаями. По этим вопросам имеются многочисленные публикации . Однако при этом практически отсутствуют сведения, в достаточной мере учитывающие пространственную координату регионального культурогенеза.

Именно комплекс внутренних социальных факторов играет ведущую роль в формировании традиционных этнокультурных ландшафтов. К ним относится комплекс экономических, демографических и политических факторов.

Экономическая составляющая культуры включает в себя структурные подразделения, построенные на основе производственных и экономических отношений. Они формируют экономическую среду, оказывающую влияние на этнокультуру. Здесь большую роль играет разделение труда и распределение материальных благ.

Основной отраслью экономики карачаевцев было овецеводство и коневодство, в меньшей степени - разведение рабочего и мясного крупного рогатого скота .

Карачаевская овца относилась к породе жирнохвостных, курдюк которых достигал 20-25 фунтов . Кроме вкусного мяса получали длинное и глянцевитое руно. Неприхотливость и породистость карачаевских овец была отмечена в этнографическом описании карачаевцев в 1812 году .

К концу 60-х годов XIX века в Карачае было до двухсот тысяч, а в Черкесии до девяноста тысяч овец. Крупный рогатый скот местной породы был небольшой, темной масти и невысокой производительности. Новым компонентом ландшафта были лошади, в основном местных пород. Количество их в Карачае и Черкесии соответственно составляло в середине XIX века 13-15 тысяч голов. В условиях бездорожья лошадь в Карачае была незаменимой и под седлом, и как вьючное животное. Так как лошадь выносливее других животных и может добывать корм даже из-под глубокого снега, разгребая его копытами, то лошадей держали зимой на участках с некошенной засохшей травой - къаудан. После того как лошади пробивали лед и разгребали снег, доставая траву, на участки пускали и остальной скот .

Скотоводство у карачаевцев было связано с длительными перегонами скота на летние и зимние пастбища. Перегон скота требовал тесного объединения населения. Возникали специальные кошевые объединения, члены которых совместно ухаживали за скотом, организовывали его зимовку, запасали корма. Важнейшей частью скотоводческого хозяйства была заготовка сена. На своих землях карачаевцы собирали 3 миллиона пудов сена, а требовалось в то время более 20 миллионов пудов. В таких условиях карачаевцы дорожили каждым участком сенокосной площади, за сенокосами около сел тщательно ухаживали, поливали, очищали от камней. Урожайность на поливных сенокосах была в несколько раз выше, чем на естественных. На поливных участках собирали до 200 пудов сена с десятины, а на склонах гор - от 20 до 50 пудов, с лесных полян - до 120 пудов . Поэтому в основном арендованными землями были лесные поляны. Лучшими травами на сенокосе считались типчак, овсяница и дикий клевер, мышиный горошек - это в горной части .

Заботясь о сохранении сенокосов на следующие годы, карачаевцы следили, чтобы у трав успели созреть семена для будущих всходов, и только после этого косили.

Земледелие на территории Черкесии и Карачая в XIX веке продолжало играть второстепенную роль. Только 1 % карачаевских земель был пригоден под пашни, но и эти земли были отвоеваны у природы ценой огромного труда. Чтобы превратить каменистые склоны гор и узкие речные долины в плодородные поля их очищали от камней, укрепляли и огораживали каменистыми стенами, проводили оросительные канавы и удобряли. Рядом с небольшими пашнями в аулах Большого Карачая высились пирамиды из собранных с участков камней. Они и сейчас стоят как памятники трудолюбию и упорству народа . Часто обвалы и горные потоки-сели за несколько минут уничтожали работу многих лет по созданию пахотных и сенокосных участков.

Недостаток пахотных земель особенно острым был в Большом Карачае, где на душу населения приходилось в среднем чуть больше одной сотки: в Учкулане - 0,12 десятин, в Карт-Джутре - 0,11 десятин, а в Хурзуке - 0,09 десятин .

Самой распространенной культурой в Карачае был ячмень. В небольшом количестве сеяли овес, яровую пшеницу. С середины XIX в. появились посевы кукурузы, озимой пшеницы, гречихи. Кукуруза и пшеница вызревали на высоте до 1000 метров, а выше сеяли морозоустойчивые сорта.

В горах Карачая издавна применялась подсечно-залежная система земледелия, изредка практиковалась и переложная система. В конце XIX - начале XX вв. в горах сохранилась переложная система, а в равнинных стала применяться паровая.

Переход от переложной к паровой системе способствовал увеличению производства хлеба. В горах практиковался зеленый пар, а на равнине - черный. На плоскости в связи с переходом на паровую систему на одном участке сеяли озимый хлеб, на другом - яровой, на третьем - кукурузу, а четвертый оставляли под паром.

В первой половине XIX века карачаевцы начали выращивать картофель, он произрастал на больших высотах до 1500 и более метров. Картофель не боялся ни холодных ветров, ни ливневых дождей, поэтому он стал излюбленной огородной культурой в Карачае.

Со второй половины XIX века в Карачае получило распространение садоводство и огородничество. В огородах выращивали в основном лук, чеснок, редьку, морковь и бобовые. В садах росли яблоки, груши, сливы, алыча, черешня и вишня.

Карачаевцы больше других занимались охотой. Особенно ценились медведи, сало которых считалось целебным, а из шкур шили шубы.

Необходимую принадлежность натурального хозяйства составляли домашние промыслы. Каждая горская семья производила не только продукты питания, но и одежду, обувь, орудия труда и др. Профессиональные отдельные виды промыслов выделились как особая профессия: кузнечное дело, оружейное, ювелирное. Остальными промыслами занимались крестьяне: деревообделочным и скорняжным -мужчины; ткачеством, валянием бурок и войлока, шитьем одежды и обуви - женщины каждой семьи.

Холодное оружие, посуду и серебряные украшения (нагрудники, серьги, браслеты, принадлежности конской сбруи) изготовляли как местные ювелиры, так и выходцы из Дагестана. Орудия труда - металлические лемехи, мотыги, серпы, косы, ножи и др. - делались своими кузнецами, которые были в каждом ауле .

Наиболее распространенным видом промыслов была обработка шерсти: изготовление войлоков, бурок, сукноткачество. Этим делом занимались исключительно женщины. При этом учитывались сезоны года. Лучшая шерсть, обычно осенней стрижки, шла на сукна и бурки, а весенняя стрижка использовались на изготовление войлока. Для валяния бурки требовался труд нескольких человек, поэтому приглашались родственницы и соседки .

Развитие скотоводства давало сырье не только для ткачества и валяния, но и развития скорняжного и шорного дела (обработки шкур и кож, шитья шуб, шапок, обуви, изготовления бурдюков, седел, сумок, конской сбруи). Жители аулов, расположенных в лесистых предгорьях, занимались лесным и деревообделочным промыслом. Из дерева делали плуги, вилы, лопаты, бороны, арбы, мебель, домашнюю утварь и посуду (кадки, ведра, чашки, корыта и др.). Дерево широко применялось при строительстве домов. Черкесы, абазины и ногайцы, строившие турлучные дома, делали из дерева опоры, балки, двери. Карачаевцы возводили рубленые дома из больших сосновых бревен.